Просчёт финикийцев

Потом люди рассказали, через что он прошел. Ублюдки, поймавшие нас на раскопках в Бекаа, по идиотской случайности оказались из клана, который десятилетиями враждовал с семьей Хасана. Они узнали его, отвезли в свою деревню и держали три месяца в подвале с мешком на голове. Они не собирались просить за него выкуп, да и не у кого было, из всей родни остались пару человек, и те сбежали за границу. Они просто издевались, потому что могли. Потому что война, честь, традиции и какие-то старые счеты. С тех пор Хасан перестал разговаривать. За двадцать лет не произнес ни единого слова.

Я не знал, что сказать. Молчание Хасана всегда казалось частью его натуры.

— Понимаешь, парень в чем загвоздка? Он ведь и сам убивал, и не всегда справедливо. Но воевал-то он с христианами, а тем ублюдкам вообще не сделал ничего плохого. И теперь, когда мне говорят, что в этом мире есть хоть какая-то логика, я могу только громко рассмеяться.

— А нужна логика? — спросил я, — все эти причинно-следственные связи, надежные алгоритмы, охватывающие миллионы крайних случаев...

— Я бы честную войну замутил, — сказал он, — такую, где ясно, где наши, где чужие, и кто во всем виноват. Войну, на которой нормальному мужику не стыдно погибнуть.

— Но за что там будут сражаться?

— Да не важно. Главное, чтобы воля была, и правила, и возможности расти над собой. Если бы империи древнего Востока не теснили финикийцев к морю, те никогда не научились бы строить корабли, и не захватили бы земли. Человеку нужна угроза, чтобы развиваться, цель, чтобы расталкивать всех на своем пути, и порядок, чтобы не сойти с ума. Тогда он совершит самые прекрасные поступки. А в мирное время остается только сидеть за экраном и деградировать.

Он похлопал себя по карманам.

— Траву будешь курить?

— Буду.

Дождь затих, сменившись мелодичным журчанием воды меж невидимых в темноте камней. Я держал зажигалку, чтобы подсветить Ауаду, который ловко сворачивал косяк из папиросной бумаги.

— Я расскажу тебе, какая ерунда происходит в мирное время, — не унимался он, — вот тесть мой, к примеру, был хорошим человеком. Вел бизнес и пил по-черному, потому что боялся за собственную жизнь. Конкуренты у него были страшные отморозки, но бомбу в машину при этом подложили компаньоны, фактически друзья, которые тоже кому-то там задолжали, и тоже боялись, и так по кругу. Спрашивается, а стоит ли этот мир времени, затраченного на его познание?

Ауад сделал глубокую затяжку и закрыл глаза. Его лицо в свете луны казалось серебряной маской древнего идола.

— А еще у тестя была офшорная фирма на Мальте... — сказал он, с блаженной улыбкой выпуская дым, — когда почуял неладное, он переписал ее на иностранного гражданина, то есть меня. А потом я купил на его деньги яхту, чтобы уходить в море и не наблюдать, как разлагается мир.

Он помотал головой и протянул мне косяк.

— Пустое это все. Снести к чертям и построить заново. Трава, кстати, хорошая, забористая, у вас в Штатах такой нет.

Он был прав. После двух затяжек в моей голове пронесся снятый в замедленной съемке ураган, взрывая напрочь обрывки мыслей, догадок и опасений, оставив после себя безмятежную прохладную пустоту. Огни города стали огромными, яркими и многогранными, как бриллиантовые звезды. Голос Ауада, продолжившего говорить, опустился на тон, окрасился гортанными нотами, зазвенел, будто церковный колокол в каменном ущелье. Мир никогда еще не был настолько глубоким и интересным.

Ауад достал из рюкзака осветительную ракету.

— Вот так, — показал он, — направляешь вверх, выдергиваешь чеку и вуаля.

Белая молния с призывным свистом ушла ввысь, расцвела ослепительным шлейфом искр, погибла медленно и с честью во влажном небе над морем, уставшим штормовать. Ауад выстрелил ей вдогонку красными и зелеными сигнальными огнями, которые на суше не означали ровным счетом ничего.

Я пускал ракеты одну за другой, наблюдал их траектории неописуемой красоты, и искренне радовался за Хасана, обнимавшего двух блондинок на малиновом матерчатом диване. Его стакан с виски был наполовину полон и наполовину пуст, но мне хотелось верить, что сейчас он, как и я, способен с благодарностью принять все подарки, подброшенные судьбой.

Я думал о том, что у нашего мира, несмотря на бардак и несправедливость, всё же есть шанс. Где-то существует Карла Валетта, а значит, теоретически, я могу увидеть ее снова. Она лишь притворялась холодной сильной стервой, пряча свое истинное лицо. Иногда мне хватало всего одной, не слишком банальной шутки, чтобы заставить ее улыбнуться, встретиться с ней взглядом и навсегда сохранить в памяти еще один бесценный миг.

Нельзя уничтожать этот мир. Даже если три тысячи Иеремий напророчат взамен крепкий, уверенный рай, я не готов променять на него надежду, которая не умрет никогда. Я жалкий обкуренный неудачник, но и мне нужно во что-то верить.

— Ты ведь знаешь ключ? — спросил Ауад, когда угасла последняя белая искра.

— Знаю.

Разгадка древнего шифра появилась в моей голове сразу и целиком.