Просека

На другой день я в воднотранспортной конторе. Топор у меня есть, а пилы нет. Пилу ищут. Какой-то Емельянов должен её найти и дать мне. Работать буду с каким-то Драныкиным.

— А где ж этот Драныкин?

— Идите к месту работы. Он придёт туда.

Слоняюсь в коридоре, заглядываю в комнаты. Сижу на крыльце. Вот и полдень. После обеда спрашиваю, где Емельянов.

— Тут был. Только что был, куда-то вышел.

— Пилу он принёс?

— Пилу? Какую пилу?

Спускаюсь к реке, где на берегу навалена куча осиновых плах. Никого здесь нет. Возвращаюсь в контору, вижу, в коридоре, в углу стоит ржавая пила. Тупая, почти без развода. Напильник уж и не пытаюсь здесь просить, отправляюсь в город. В хозяйственном магазине напильников нет. Проклятье. Вспоминаю про пильщика Захарыча. Но когда прихожу на перевалочную, рабочий день окончился. Уже в потёмках захожу в домик Захарыча.

Старик приветливо встречает меня, уводит в сарайчик. В ящике с разным железным хламом Захарыч находит напильник и дарит мне. Я много раз видел, как отец точил пилу; делаю разводку. Вот и мой черёд настал, весь вечер настраиваю пилу. От хозяек не доносится никаких звуков; Гриши нет: на танцах в городском парке он познакомился с молодой и довольно красивой женщиной. Фигурой своей она напомнила мне Столинскую. Гриша представился ей как прораб с какой-то стройки. И всё, что говорил нам о себе Ермолаев, Гриша пересказывает своей возлюбленной. Встречаются они где-то за монастырём, и Гриша в восторге от неё.

— Когда пуд соли будешь просить? — спрашиваю его.

— Ладно, ладно, — отмахивается он, — старые люди говорят: не согрешишь — не покаешься!

Рано утром с топором в руке, с пилой на плече спешу на новую работу. Свежее солнце слепит мне глаза. Тихо, вокруг ни души. Река спокойна, далеко на лугу пасётся стадо. Напарника моего, Драныкина, нет. Сколачиваю козлы, кладу на них плаху. Солнце уже поднялось высоко и припекает, а Драныкин не показывается. Иду в контору.

— Драныкин? Он только что был, я его послал к дровам.

— Нет его там.

— Я вам говорю: там он. Степан Иваныч, Драныкина с баржой не посылали?

— Нет. Вы же на дрова его велели поставить.

Возвращаюсь на берег. Жду. Метрах в ста дальше по берегу растут кусты. Из них появляется высокий, сухощавый парень в белой рубашке. Медленно приближается. Жёлто-белые брови и волосы, глазки маленькие, и не понять — смотрят они на меня или нет. Не поздоровавшись, парень присаживается неподалёку от меня. Молчит.

— Ты Драныкин?

Он кивает.

— Наконец-то. Я тебя жду, жду, — говорю я весело, не подозревая, что поджидает меня.

Подхожу к козлам, зову его пилить, он сидит неподвижно, смотрит на реку, будто не слышит меня.

— Ты слышишь, Драныкин? И так полдня пробежало впустую.

— Никуда они не денутся, — лениво отвечает он, не поворачивая ко мне лица, — до осени ещё много дней. Успеется.

— Вставай, вставай.

Драныкин медленно поднимается. Распиливаем не больше десятка плах, он достаёт из кармана часы с цепочкой, не спеша открывает их, долго, смотрит.

— Обед, — произносит, показывает мне стрелки.

— Пообедаем потом. Сделаем хоть кубометра четыре сегодня.

Маленькие глазки удивлённо-вопросительно смотрят на меня. При бледной коже лица у Драныкина тонкие яркие губы, удивительно белые и плотные зубы. Он улыбается.

— Тебе деньги не нужны? — говорю я.

— Всех денег не заработаешь, — отвечает он неохотно, — вон и обед мне принесли, — кивает он в сторону кустов. Там стоит девушка в белой косынке, в руке держит корзинку. Ясно, она не со стороны города пришла. Отсюда до неё расстояние порядочное, но видно, что она улыбается, что у неё большие глаза и длинные брови. Медленно Драныкин направляется к ней. Оба исчезают в кустах.

Я поесть не взял с собой, в столовую идти далеко. Проходит, мне кажется, больше часа, напарник мой не возвращается из кустов. Я поколол чурбаки, сложил дрова. Покурил. Направляюсь к кустам.

— Драныкин, Драныкин! — зову.

Из зелени листвы и травы донёсся счастливый смех девушки. Затем недовольный голос Драныкина:

— Экой он нетерпеливый, беда мне просто с ним… Чего? — крикнул он. Девушка засмеялась, быстро-быстро заговорила о чём-то.

— Ты скоро там кончишь обедать? — спросил я, стараясь придать голосу строгость.

— Вот беда с ним, — сказал Драныкин. — Да хватит на сегодня, — ответил он. — Иди домой. Сегодня уж довольно будет!

— Давай, давай, — сказал я. — Десять минут — и возвращайся!

Сижу на козлах. Остро пахнет сырая осина; свежо и тепло; поблёскивает мирно рыбь реки. За кустарником луг тянется далеко-далеко, и за ним начинается лес. Но мне не до прелестей пейзажа. У меня в чемодане лежит только тысяча рублей — всё, что я смог скопить за время работы здесь. За квартиру и питание я уплатил за месяц вперёд. Заработать бы ещё рублей девятьсот, и мне б хватило добраться до Магадана. Плевать на этих вербовщиков, обойдусь и без них.

— Драныкин! — ору я.