Русский сменил французский в моих предпочтениях почти на целое десятилетие, с двадцати до тридцати лет. Нельзя начать изучать язык с нуля в восемнадцать, как я сделала с русским, и не уйти в него с головой. Время от времени я ездила во Францию по работе или в отпуск и вспоминала, что говорю по-французски. Это всегда оказывалось для меня приятным сюрпризом. Я немного дистанцировалась от мечтаний, которым предавалась в юности. Тогда я думала, что поступлю в университет во Франции, но в итоге год училась в университете в России. Я представляла, что выйду замуж за француза. Потом чуть не обручилась с украинцем, но замуж вышла за мужчину из Бристоля.
Когда в качестве журналистки я приезжала во Францию, обычно в Париж, мне приходилось писать заметки весьма британского толка. Я брала интервью у людей, выходивших с фильмов скандального режиссера Катрин Брейя, и спрашивала у них, вызывали ли у них отвращение сцены оргий. (Ответом мне всегда было «нет».) Я написала статью о том, как побывала на приеме у французского «любовного тренера», который сказал, что я могу привлекать мужчин, заглядывая им в глаза и выясняя, кто они по знаку зодиака. (Это было еще до моего знакомства с будущим мужем. Я не применяла к нему эту технику. Он сказал бы: «Почему ты так странно на меня смотришь? Ты ведь знаешь, когда у меня день рождения».) Один журнал отправил меня на встречу с парикмахером, красившим волосы Катрин Денев, и из этого интервью я узнала, что секрет роскошной шевелюры в том, чтобы найти мастера, который тебя действительно понимает. Теперь я принимала свой французский как должное, больше не считая надежды и мечты, которые лелеяла в отрочестве, частью своей личности. Я уже была выше этого – по крайней мере, так мне казалось. О французском я думала так, как люди, должно быть, вспоминают о языке, на котором в детстве говорили с родителями, и немного жалеют, что на него было потрачено столько времени. Французский?
Но кое от чего я так и не отказалась: не бросила читать рассказы Ги де Мопассана, по большей части в переводе. Они прекрасны, очень легко читаются и всегда приносят мне успокоение. Одно из моих самых счастливых воспоминаний о школе – как учитель французского мистер Харли читал нам вслух переведенные рассказы Мопассана. Не знаю точно, почему он тратил время именно так (вместо того чтобы вести урок) и разрешалось ли вообще такое в школе… В конце концов, мы, по сути, ничего не узнавали, а он словно бы ничему нас и не учил. Он ведь даже читал не по-французски, а по-английски. Читал медленно и вдумчиво, подчеркивая отдельные слова и усмехаясь всякий раз, когда что-то казалось ему забавным. Вот эти рассказы, которые он читал нам раз в неделю-другую, изменили мою жизнь. Возможно, благодаря этим урокам, где от нас требовалось лишь слушать, мы все работали усерднее на остальных занятиях. Возможно, благодаря этим урокам мы больше доверяли учителю, а потому учить нас было легче. Несомненно, однако, что благодаря этим урокам я полюбила рассказы и полюбила Мопассана.
Разумеется, поскольку это был Мопассан, в рассказах вечно фигурировала куча проституток. Да, целая
Мопассана часто считают циничным, разочарованным в жизни, пессимистически настроенным писателем. Я совершенно не согласна с этой характеристикой. Если воспринимать его всерьез, читая в плохом настроении, то покажется именно так. Но если читать Мопассана в подходящем настроении, выяснится, что он очень смешной. Из всех писателей, упоминаемых на этих страницах, именно он дарит мне особое счастье, хотя в нем и есть доля горечи, поскольку сам Мопассан был не особенно счастлив в жизни. Вот факт, который точно ни для кого не станет неожиданностью: у него были роскошные пышные усы. Это вам не какая-то гусеница над верхней губой… Это жемчужина цирюльного мастерства, достойная соперничать с его прической (а волос у него тоже было немало).