Прощай, грусть! 12 уроков счастья из французской литературы

Мопассан ясными глазами смотрел на человечество и, как и угрюмый Флобер, был не лишен своеобразных черт. Очень важно понимать, что Мопассана раздражала необходимость созерцать Эйфелеву башню. Он писал, что вынужден был уехать из Парижа, так как «металлическая туша» ему претила: «Она не просто видна из любой точки города, но еще и обнаруживается всюду, выполненная из всех материалов, доступных человеку, она маячит в витринах всех магазинов, как мучительный кошмар, от которого не скрыться». Пока Мопассан еще не покинул Париж, он предпочитал обедать в ресторане у подножия Эйфелевой башни – единственном месте во всем городе, где не приходилось на нее смотреть.

Образно жизнь Мопассана описывается так: мечту можно разрушить в любой момент. Это преподносит нам прекрасный урок: осторожнее со своими желаниями, ведь они могут исполниться, а потом кто-нибудь построит огромную башню прямо посреди вашей мечты. Должно быть, людям, которые всю жизнь грезили о жизни в Париже, считали эту мечту основой своего существования и переехали в столицу Франции в 1870-х годах (как Мопассан), было очень странно обнаружить, что теперь они живут в городе, где доминантой стало презираемое ими сооружение. По крайней мере, сегодня, посещая Париж, мы понимаем, что увидим Эйфелеву башню. Мопассан не мог этого предугадать. Эта чудовищная, по его мнению, конструкция была сооружена в 1887–1889 годах. Он прожил в Париже шестнадцать благодатных, свободных от Эйфелевой башни лет. К тому времени, когда ее построили, у Мопассана уже обнаружили сифилис, и жить ему оставалось недолго (он умер в 1893 году.) Могу представить, как досадно всю жизнь мечтать о Париже, быть настоящим литературным гением, наконец добраться до вожделенного города, прославиться своими рассказами и вдруг узнать, что у тебя сифилис и везде, куда ни глянь, перед тобой маячит Эйфелева башня. Жизнь полна издержек, правда?

Мой учитель французского не упоминал о том, что Мопассан страдал от сифилиса. Считается, что писатель заразился им, когда ему не исполнилось и тридцати. «Проклятье» в ту эпоху настигало многих писателей и художников, но болезнь при этом оставалась плохо изученной, а диагностировать ее было непросто, поскольку симптомы сильно разнились. Многие, похоже, понимали, что больны, и жили с сифилисом, но в полной мере не осознавали свое положение. Мопассан, вероятно, заболел – как Флобер писал своему другу, – потому что у него было «слишком много шлюх». Но, возможно, заболевание было врожденным: брат Мопассана умер по той же причине. Сифилис тогда был обычным делом, и Мопассан входил в прекрасную компанию вместе с Флобером, Бодлером, Мане, Тулуз-Лотреком, Гогеном и, скорее всего, Ван Гогом. У Мопассана болезнь протекала особенно тяжело, и он умер медленной и мучительной смертью. Писатель наверняка знал, чего ожидать, еще до того, как начался настоящий кошмар. В рассказе ужасов «Орля» он описывает сифилитическое безумие героя, и несложно представить, что к 1887 году, когда был написан этот рассказ, Мопассан уже прекрасно знал о своей болезни и ее последствиях. А еще он знал, как сильно его раздражает Эйфелева башня. Он пытался совершить самоубийство, сначала выбрав в качестве оружия ружье, а затем – нож для бумаги. В конце концов им овладела идея о том, что его мозг съедят мухи.

Прежде чем случилось все перечисленное (но незадолго до этого, поскольку события разворачивались стремительно), Мопассан написал короткий и практически идеальный роман Bel-Ami. Он легок и приятен, прелестен, остроумен, удивителен. Это роман о цинизме, амбициях и силе, которые встают на пути простых удовольствий. Несмотря на приземленность Мопассана (а тогда он, несомненно, уже ощущал первые симптомы сифилиса – что может быть приземленнее?), его роман игрив и оптимистичен, и это невероятно мило. Впрочем, не стоит заблуждаться: скорее он занимает промежуточное положение между оптимизмом и пессимизмом. Снова и снова читателю кажется, что героя вот-вот оставят в дураках, но каким-то образом он всегда умудряется изменить ситуацию. Здесь не обходится без самообмана.