Прощай и будь любима

– Ты куда? – остановил ее бабушкин голос.

– Тише, тише! – отвечала та. – Тут живет куюмина, не буди ее.

Удивительно: Танюшка населяла своими «куюминами», «зюзюками» и прочими крохотными, никому не видимыми существами любые укромные местечки; у них шла своя жизнь.

Однако что за брюки на том человеке? След давнего прошлого, эпохи широких штанов!.. Еще при Хрущёве появилась мода на узкие, народ ушивал брюки, однако немало было таких, кто в знак протеста против разоблачения культа личности не желал расставаться с эрой широких штанов. Вот и этот…

Что это он? Вытащил бутылку и отпил из горлышка. Пожевал, покрошил хлеб. Вокруг колготились воробьи и голуби. Но старая ворона с лохматыми крыльями каркнула – и воробьи разлетелись, а голуби заковыляли прочь.

Старик опять выпил. У него острый нос, узкий рот – скобкой вниз, глаза под шапкой не видны. Валентина с некоторых пор любила рассматривать лица стариков. Это лицо напоминало треснувшее стекло или зеркало, только очень темное, мутное. В лице не было и намека на смирение, миролюбие… Одна нога закинута на другую, и в этом тоже что-то упрямо-сцепленное, зло-закостенелое.

Валентина почувствовала, что могла бы дорисовать верхнюю, невидимую часть лица. Там должны торчать большие уши, над узким лбом жесткие волосы, должно быть, седые. Неужели это он? «Логарифмическая линейка»?! Время метнулось назад, опрокинулось, сплюснулось в секунды, которые вместили в себя месяцы, годы, десятилетия. Бывший директор, когда-то сменивший немецкую фамилию Райнер на русскую?!

Недавно она слышала случайный разговор: после издательства директор занимал большой пост в ВЦСПС, взлетел высоко, но – не смирился с новыми веяниями, вдруг возникшим Горбачёвым… Значит, теперь он изгнан отовсюду? Детей, кажется, у него не было, а племянник Виктор где-то в Азии, – не оттого ли старик запил? А ведь когда-то потрясал всех эрудицией, даже латынью… «Аудиатур эт альтера парс», «Омниа меа мекум порто». Но чаще всего повторял «все течет» – вот оно и вытекло, прежнее время. Бедный старик!

А как он смотрит! Голубые металлические гвоздики буквально впивались, пронзая насквозь. «Только по молодости можно простить вам, Левашова, такую близорукость. О какой честности, принципиальности, доброте вы говорите? Это понятия классовые!»

Воспоминания, как прибойная волна, «ударяли о берега памяти». Валентина Петровна оглянулась: куда, однако, делась внучка? Нашептавшись со своими невидимками, потащила лошадку к скамейке.

Старик закрыл глаза и не видел, как белая лошадка зацепилась за его палку. Девочка уставилась на его ногу, на палку старика, спросила:

– У тебя болит ножка? У моей бабушки тоже болит ножка… Не у этой, – она кивнула в ее сторону, – у другой. Она уронила пылесос. А ты тоже уронил пылесос?

Тот насупился, склонил голову, поднял плечи и стал похож на ворону, что по соседству рвала куриную кость.

– А ты любишь… спать? – не унималась Таня. – Я не люблю. Я никогда не закрываю глазки. Бабуля говорит: закрой, а я не закрываю. Потому что ничего не видно. Спать неинтересно… Дедушка, а ты старенький? Да?.. – Тот как будто кивнул. – А когда будешь совсем-совсем старенький, ты… снова будешь маленький, да?

В глазах неласкового собеседника мелькнуло что-то похожее на испуг: он не знал, как заставить замолчать болтливую девчонку. Или ему показалась чудовищной мысль про еще одну, новую жизнь?

Тут Танюшка вспомнила о своей лошадке, отцепила ее от палки и пустилась бежать к бабушке. А с противоположной стороны ледового поля уже понеслась музыка. Красные, синие, желтые «птицы» готовились к полету!

– Куда они полетят? – теребила внучка.

Вот потянули за веревочку один дельтаплан – по снегу побежал человек в красном – скорее, скорее! – выше, выше, – и «птица» уже в воздушном потоке, полетела!

Танюшка запрыгала. Даже у бабушки перехватило дыхание.

– Вон, вон оно!

В небе сверкала огромная птица. Гигантская бабочка? Стрекоза? Нет, больше любой птицы! Синие с золотом крылья плыли по воздуху.

– Это космонавт? – прошептала Таня.

– Нет, Танюша, это дельтапланерист.

Она обернулась к скамейке. Старик встал и заторопился к соседней скамейке, где только что сидели молодые люди. Собрал оставшиеся после них бутылки и затолкал в сумку.

Тина вздохнула. Солнце опустилось ниже, лучи его освещали зеленые крылья. На чистом голубом небе зависли два белых облака, похожие на рыб, и на фоне их чарующе-медленно передвигалась новая синяя птица! На снегу взметнулся вихрь, и «птица» опустилась.

– А еще будет? – не терпелось внучке.

– Будет, будет…

Они поднимались один за другим.

Тень от стоявшего на той стороне высотного дома переметнулась и пересекла белое поле, сделав его голубым… Но тут ветер переменился, и «птицы» уже не взлетали.

– Все, Танюша. Пойдем? Пора.

– Ой, смотри, какой шарик!

Между домами на той стороне, как раз посредине, повис малиновый шар солнца…