Прощай, крысуля!

— Трудовик, говорю, неплохой малый! — крикнул Майк, пока они прокладывали себе дорогу к вешалкам. — Намертво взял верную банку. Кубковая игра. Даже фирменный костюмчик не помешал.

Луи заговорил голосом Трудовика, преувеличенно громко:

— Друзья мои, вы не должны считать себя неудачниками, если будете месить цемент. — Он повис, словно Тарзан[1], на планках между двумя вешалками. — А что, собственно, предосудительного в том, чтобы месить цемент?

— Ведь кому-то надо месить цемент, — согласился Майк.

Раздевалка была набита битком. Все торопливо надевали куртки и пальто, перебрасывая через плечо сумки. Пятница! Два дня неограниченной свободы.

— Идешь, Тони? — спросил Майк.

— Пошли с нами, Тони! — повторил Луи.

Тони не был совсем своим. Вот Луи и Майк — они были свои в доску. С первого класса, А Тони был просто приятель, но они часто болтались по городу втроем.

— О'кей, — согласился Тони и не спеша застегнул «молнию» лыжной куртки. Тони вообще никогда не спешил.

Они вышли на улицу. Было холодно. Ветер дул жестокий, казалось, будто наждаком водят по лицу. Низко висели тучи. Грязноватый снег лежал сугробами. Желтые разводы на нем говорили об оставленных здесь собачьих «визитных карточках».

Подростки втянули головы в плечи, глубоко засунули руки в карманы. Мимо проносились грузовики и легковые машины, обдавая их талым снегом. Заводская труба изрыгала черный дым. На фасаде недостроенного административного здания было выведено красной краской: «Дайте жилье, а потом стройте кабинеты».

Тони нагнулся, чтобы погладить бездомную собаку.

— Крыса Пита чуть не сдохла от страха, — сказал он. — Бедняжка!

— А Трудовик-то в порядке, хоть и невзрачный он на вид, — сказал Майк. — Видали, как он бросился? Видали?

Майк забил потрясающий одиннадцатиметровый в окно магазина Теско воображаемым мячом.

— А как замдиректора-то струхнул, испугался малышку Арчи, — рассмеялся Луи.

Он исполнил пляску вокруг фонарного столба.

— Слушай, Луи, — сказал Майк, — думаешь, нам придется месить цемент?

— Чего?

— Когда бросим школу. Летом. Ведь нужно будет работать. Думаешь, придется месить цемент? Или завинчивать что-то во что-то, как сказал этот Трудовик?

— Не знаю, Майк. Да и чего волноваться? До лета еще далеко. Во всяком случае, целых шесть месяцев. Придет время, и нас устроят. Вся эта болтовня про работу ни к чему. Просто зайдем в Отдел, и они нас устроят. Вот и все.

— Да, но твоему отцу они почему-то не предлагают работу, Луи. Ведь он часто сидит без работы, так?

— Так-то оно так, но это потому, что папаша не прочь поддать. Да и старый он. Ему не меньше сорока. А разве Отдел может устоять против такого молодого и сильного малого, как я?

Луи издал свой знаменитый тарзаний клич, от которого кровь стыла в жилах, и забарабанил кулаками в грудь. На него стали оборачиваться. Прохожие улыбались. Обычно именно так и бывало. Глядя на веселого и задорного Луи, удержаться от улыбки было трудно.

— Что собираешься делать, Тони? — спросил Майк.

— Зайду в столовку и куплю китайский пирожок.

— Да нет, когда кончишь учиться. Летом.

— Мать хочет, чтобы я служил в конторе, — мрачно сказал Тони.

— Ну, а я буду футболистом, — сказал Майк. — Играть буду в высшей лиге.

Он пяткой отдал великолепный пас воображаемому партнеру.

— Брось болтать! — сказал Луи. — Ты даже за школу не играешь.

— Мог бы, если бы решил остаться.

— Но ты ведь не останешься, а, Майк? — спросил Тони. От холода нос у него покраснел.

— Еще чего! — сказал Майк. — Я хочу прилично зарабатывать.

— И я, — сказал Луи.

— И я, — повторил за ним Тони.

В этом они все сходились. Майк, Луи и Тони хотели уйти из школы, как только получали по закону эту возможность. Они ненавидели школу.

Друзья подошли к витрине магазина. Она просто ломилась от товаров. Расклешенные вельветовые брюки. Кожаные куртки с бахромой. Туфли на наборных деревянных каблуках. Разукрашенные цветочками сорочки. Приталенные пиджаки. Широченные галстуки.

— Вот бы пару таких расклешенных вельветок, — сказал Луи.

Он ходил в старых джинсах и потрепанной военно-полевой куртке. У него никогда не было денег, потому что отец часто оставался без работы.

— Я куплю одну из этих маек на будущей неделе, — сказал Майк.

Майк по утрам разносил газеты и получал за это фунт в неделю. Это был работящий парень. На приглянувшейся ему майке были изображены череп и кости.

— Не буду я носить белые сорочки, пусть мать говорит что хочет, — заявил Тони. — И не буду служить в конторе, хоть бы мне предложили пост начальника.

— Не мешало бы алфавит подучить, чтобы стать начальником, — сострил Луи.

Тони сделал вид, будто собирается его ударить. Они в шутку схватились на тротуаре.

— Смотри, Тони, — приговаривал Майк, — не поставь ему фонарь под глазом: его девушка бросит.

— Да на такой роже никто фонарь не заметит, — часто дыша, сказал Тони.

— Ребята! — увещевал их пожилой джентльмен, которому пришлось сойти из-за них с тротуара на мостовую. — Пора бы вам повзрослеть! Пора бы прекратить глупости и заняться делом.

В это время автобус обдал старого джентльмена грязью, вызвав у него поток восхитительной брани.