Прощай, оружие! Иметь и не иметь

Когда я совсем проснулся, комнату заливал солнечный свет. Я подумал, что я на фронте, и потянулся. Почувствовав боль, я посмотрел на свои ноги в грязных бинтах и вспомнил, где нахожусь. Я дернул за шнурок колокольчика. Звонок прозвучал в коридоре, где вскоре послышался приближающийся скрип резиновых подошв. Это была мисс Гейдж. При ярком свете она оказалась не такой молоденькой и миловидной.

– Доброе утро, – сказала она. – Хорошо выспались?

– Да, спасибо, – ответил я. – Можно сюда вызвать парикмахера?

– Я заходила, когда вы спали, и вот что я обнаружила у вас в постели. – Она открыла платяной шкаф и вытащила чинзано. Бутылка была почти пуста. – Вторую, которую нашла под кроватью, я убрала туда же, – сказала она. – Почему вы не попросили у меня стакан?

– Я подумал, что вы не дадите.

– Я бы выпила с вами.

– Вы прелесть.

– Вам вредно пить одному. Не надо.

– Хорошо.

– Приехала ваша подруга мисс Баркли, – сказала она.

– Правда?

– Да. Она мне не понравилась.

– Еще понравится. Она чудесная.

Сестра покачала головой:

– Вам виднее. Вы не могли бы немного подвинуться в эту сторону? Вот так. Вам надо перед завтраком умыться. – Она протерла меня тканевой салфеткой, смоченной в теплой мыльной воде. – Приподнимите руку, – попросила она. – Так хорошо.

– Можно вызвать парикмахера до завтрака?

– Я пошлю за ним привратника. – Она ушла и вскоре вернулась. – Он пошел за ним, – сказала она и положила салфетку в тазик с водой.

Парикмахер пришел в сопровождении привратника. Это был мужчина лет пятидесяти с закрученными усами. Мисс Гейдж, покончив с умыванием, ушла, а парикмахер вымазал мне все лицо мыльной пеной и стал меня брить. Он был очень серьезен и не раскрывал рта.

– В чем дело? – спросил я. – Вы не в курсе последних новостей?

– Каких новостей?

– Любых. Что происходит в городе?

– Военное время. Повсюду вражеские уши.

Я попробовал заглянуть ему в глаза.

– Держите голову прямо, – сказал он и продолжил меня брить. – Ничего я вам не буду рассказывать.

– Да что это с вами? – спросил я.

– Я итальянец. И не стану разговаривать с врагом.

Я оставил его в покое. Чем скорее я освобожусь от бритвы этого психа, тем лучше. Один раз я попробовал разглядеть его получше, но в ответ услышал:

– Осторожнее. Лезвие острое.

Когда все закончилось, я ему заплатил и дал пол-лиры сверху. Он вернул чаевые.

– Я не возьму. Тут вам не фронт. Я итальянец.

– Проваливайте.

– С вашего позволения.

Он завернул бритвы в газету и вышел, оставив на тумбочке пять медных монет. Я позвонил в колокольчик. Появилась мисс Гейдж.

– Вы не пригласите ко мне привратника?

– Хорошо.

Пришел привратник. Он просто давился от смеха.

– Этот парикмахер сумасшедший?

– Нет, синьорино. Он все перепутал. Он меня не понял и решил, что вы австрийский офицер.

– Вот как.

– Ха, ха, ха. Такой шутник. Еще бы, говорит, одно неловкое движение, и я бы его… – Он провел себя по горлу большим пальцем. – Ха, ха, ха. – Его просто разбирал смех. – Я ему объясняю, что вы не австриец. Ха, ха, ха.

– Ха, ха, ха, – с горечью повторил я. – Если бы он перерезал мне горло, вот было бы смеху.

– Нет, синьорино. Нет, нет. Он так боялся, что вы австриец. Ха, ха, ха.

– Ха, ха, ха, – передразнил я его. – Проваливайте.

Он ушел, и из коридора еще доносился его смех. Потом я услышал чьи-то шаги и поднял глаза. В дверях стояла Кэтрин Баркли.

Она подошла к моей кровати и сказала:

– Здравствуй, милый. – Она была такая свежая, молодая и красивая. Я подумал, что никогда не встречал таких красавиц.

– Привет. – Я ее увидел и влюбился. Во мне все перевернулось. Она бросила взгляд на дверь и, видя, что мы одни, присела на кровать, нагнулась и поцеловала меня. Я привлек ее к себе и поцеловал, слыша, как бьется ее сердце.

– Сладкая моя, – сказал я. – Как чудесно, что ты сюда приехала.

– Это было не так трудно. Труднее будет остаться.

– Ты должна остаться. Ты просто чудо. – Она сводила меня с ума. Я не мог поверить, что она здесь, и прижимал ее все сильнее.

– Не надо, – сказала она. – Ты еще нездоров.

– Еще как здоров. Ну же.

– Нет. Ты еще не вполне выздоровел.

– Вполне. Точно тебе говорю. Ну пожалуйста.

– Ты меня любишь?

– Еще как. Я с ума по тебе схожу. Иди же ко мне.

– Чувствуешь, как бьются наши сердца?

– К черту сердца. Я тебя хочу. Ты меня сводишь с ума.

– Ты правда меня любишь?

– Хватит повторять. Иди ко мне. Прошу тебя. Кэтрин, ну пожалуйста.

– Хорошо, но только на одну минутку.

– Ладно. Запри дверь.

– Тебе нельзя. Ты не должен.

– Давай. Не надо слов. Я тебя прошу.

Кэтрин сидела на стуле у кровати. Дверь в коридор снова была открыта. Безумие прошло. Еще никогда я так хорошо себя не чувствовал.

– Теперь ты веришь, что я тебя люблю? – спросила она.

– Ты чудо, – сказал я. – Ты должна остаться. Они не имеют права тебя услать. Я от тебя без ума.

– Нам надо быть ужасно осторожными. Это было безумие. Это невозможно.

– Ночью возможно.

– Нам надо быть предельно осторожными. И тебе в присутствии посторонних.

– Я буду.

– Так надо. Ты чудесный. Ты ведь меня любишь?

– Не повторяй этих слов. Ты не понимаешь, как они на меня действуют.