Наступил день официальных выборов. Пообедав, сотрудники разных лабораторий акустического Отделения группками потянулись в конференц-зал института. Вот оно, административное здание архитектуры сталинского ампира, – главное здание института. Здание, с которого началось мое знакомство с институтом, где я получала первый инструктаж по режиму секретности, где лежала моя трудовая книжка, и где я сама бывала считанные разы. С волнением поднимаюсь по мраморной парадной лестнице, украшенной с двух сторон нарядными ограждениями с широкими перилами. Вхожу в зрительный зал. Располагаюсь вместе с товарищами по сектору, только сажусь на крайнее место в ряду – ведь мне предстоит выйти на сцену и рассказать о себе всем присутствующим. Один за другим проходят к сцене и встают за трибуну представители от других лабораторий. Невольно приходит в голову, сколько партийных и профсоюзных чиновников, опирались ладонями о столик этой коричневой фанерной тумбы, повторяя фразы из газетных «передовиц»! Сегодня выходящие на трибуну люди говорят своими словами.
Секретарь собрания называет мою фамилию. Встаю – едва слышно хлопает откидное сидение зрительского кресла, но гулко отдается в голове биение сердца. Иду, постукивая каблучками по вощеному паркету к слегка приподнятой сцене, поднимаюсь на ступеньку и занимаю место у трибуны.
Говорить через микрофон непривычно, свои слова слышу дважды: то, что тихо сказала я, и что вторит через усилитель эхо. Речь, транслируемая микрофоном, вроде бы, звучит авторитетно. Преодолевая смущение, выступаю без бумажки. Но листок с тезисами написан, и даже лежит в те минуты в кармане делового пиджака, надетом на мне. А сейчас, спустя много лет, я нашла ту бумажку в своем домашнем архиве и могу привести ее содержание:«О себе скажу, что никогда не участвовала в работе выборных органов: ни комсомольских, ни профсоюзных, ни партийных.
Однако в стороне от общественной жизни не стояла. Много лет работая в редколлегии газеты «Спектр», старалась дать людям возможность высказаться о болевых проблемах. И когда еще не было в ходу слова Гласность, она, пусть и в усеченном виде, жила на страницах нашей газеты.
Если мне будет дана возможность работать в нашем совете, то я постараюсь предать гласности (в письменной или устной форме) решаемые, я подчеркиваю решаемые, а не только уже решенные вопросы.
Буду развивать формы обратной связи с коллективом, чтобы все сотрудники через СТК могли высказать свои пожелания и предложения. Чтобы текущие вопросы решались оперативно и продуктивно».
Сейчас припоминаю, какие же насущные вопросы тогда волновали сотрудников? Вспомнила главный! Все отстаивали введение скользящего графика: вместо фиксированного часа начала рабочего дня желали установить двухчасовой интервал для прихода на работу с сохранением суммарного рабочего времени за день. То есть, раньше пришел, раньше ушел, а позже явился – задержись вечером.
Но это вопрос нашим Советом поднимется позже, а пока еще предстоит голосование. После тайной процедуры за меня отдают голоса 250 человек нашего Отделения, за моего конкурента-компьютерщика – 125. Прохожу я!
Всего было избрано в СТК девять человек: я – единственная в совете женщина. Потому на первом же собрании, где распределялись функции членов Совета, меня обрекли на пост секретаря, подавив мужским большинством. Мое желание войти в экономический блок осталось нашими низовыми демократами неуслышанным. Еще сильнее разочаровалась я в последующие месяцы.