Прощай, прощай, черный дрозд!

— А вы все время стоите у меня перед глазами. Даже тогда, когда вас нет рядом. Со мной такое впервые, и это заставляет меня слегка нервничать.

— Наверно, есть на свете люди, предназначенные друг для друга. Может быть, поэтому все случилось так быстро. Но мне все равно. — Она сняла с Макса рубашку, провела ладонями по его груди, а потом обняла за шею. — Мне все равно, — повторила Лейн и впилась в его губы.

Она понимала только одно: ей хочется вновь и вновь ощущать толчки крови и трепетать от ожидания. Осознавать свою власть над мужчиной, именно этим муж чиной, чувствовать на себе его взгляд и ощущать его желание. Хочется быть безрассудной, впервые в жизни выпить одним жадным глотком то, что подарила судьба, и думать только об этом мгновении, о наслаждении и страсти.

Когда Макс развернул ее спиной к себе, она подняла руки, обхватила его за шею и позволила мужским ладоням беспрепятственно изучать ее тело, обтянутое шел ком и кружевами. Он ласкал губами ею шею и изгиб плеча, и его прикосновения несказанно возбуждали Лейн. Когда рука Макса спустилась ниже, Лейн сначала затаила дыхание, а потом снова гортанно застонала, прижалась к нему бедрами и начала покачивать ими, ощущая горячую волну наслаждения.

Макс представлял себе все совсем по-другому. Ему казалось, что это будет более романтично — сначала они неторопливо поужинают при свечах, а потом он возьмет ее на руки и отнесет в постель. Вместо этого они упали на аккуратно застланную кровать и сплелись в клубок, изо всех сил пытаясь стать как можно ближе друг к другу. Огненные волосы Лейн рассыпались по белоснежной простыне.

— Возьми меня! — Ее губы были жадными и горячи ми. — Делай со мной все, что хочешь.

Они наслаждались друг другом, задыхаясь от желания и алчности. Лейн оказывалась то на нем, то под ним, а сам Макс, отчаянно стремившийся к большему, действовал грубее, чем собирался.

Лейн задыхалась, сердце ее колотилось так, что болели ребра. Кожа казалась такой горячей, что могла расплавить кости. О боже, это было замечательно…

Его руки были сильными, губы — ненасытными Когда он наконец проник в нее, Лейн протяжно застонала и рухнула в пропасть.

— Скорее, скорее, скорее! — умоляла она, выгибалась дугой, раскрывалась ему навстречу и кричала, когда Макс вонзался в нее.

Наконец у Лейн потемнело в глазах; сердце, только что скакавшее галопом, остановилось. А затем все стало прозрачным, как хрусталь, сердце забилось снова. Она видела над собой лицо Макса, все его морщинки, впадинки, небритые с утра щеки и глаза — смотревшие на нее янтарные глаза тигра. За мгновение до того, как Макс кончил и зарылся лицом в ее волосы, эти глаза стали почти черными.

Душа Лейн была спокойной, как летнее озеро. Она ощущала на себе тяжесть его тела и наслаждалась этим. Макс хватал ртом воздух. Было очень приятно сознавать, что именно она довела его до этого. Она закрыла глаза и позволила себе забыться, полностью отдавшись охватившему ее блаженству.

— Эй, внизу, как дела? — пробормотал Макс.

— Замечательно. А как дела наверху?

— Похоже, меня парализовало, но я ничего не имею против. — Он повернул голову и коснулся губами ее щеки. — Лейн…

Она улыбнулась, не открывая глаз.

— Макс…

— Я должен сказать… Я должен сказать, что не ожидал ничего подобного, когда получал… это задание.

Лейн не поняла, что он имеет в виду, но спрашивать не стала. В конце концов, ведь и она тоже не ожидала ничего подобного.

— Я люблю сюрпризы. Было время, когда они мне Разонравились, но теперь я поняла, за что люблю их. Потому что они случаются.

— Если твое появление у моих дверей в сексуальном черном платье называется сюрпризом, то я тоже люблю их. Кстати, а где Генри?

— Генри?

Макс оперся на локти и посмотрел на нее сверху вниз.

— Ты ведь не оставила его одного дома, правда? После того, что случилось вчера вечером?

Теперь она ощущала не лихорадочный жар в крови, а медленное и сладкое тепло. Он беспокоился за собаку. Ее собаку. По убеждению Лейн, мужчину, способного беспокоиться за чужую собаку, лежа в постели с женщиной, можно было назвать героем на все времена.

Она притянула к себе лицо Макса и покрыла его поцелуями.

— Нет, я не оставила его одного. Отвезла к Дженни. Ну почему ты такой идеальный?! Я всегда и всюду искала недостатки, но ты просто… — она крепко поцеловала его губы, — полное совершенство.

— Ничего подобного.

Макс не любил укоров совести. Он либо избегал, либо преодолевал их. Но в данный момент его куда больше волновало другое: что она подумает и как поведет себя, когда все о нем узнает.

— Я эгоистичный и упрямый, — сказал он. — Я…

— Эгоистичные люди не ходят по антикварным магазинам, чтобы найти подарок для матери, так что по молчи.

Чувство вины становилось все сильнее.

— Это был минутный порыв.