Прощай, зеленая Пряжка

— Потому что я-то понимаю, что вы имеете в виду: от того, что вы увидели такое, что обычно никто не видит, у вас прибавилось жизненного опыта, правда?

— Ну конечно.

— Я-то вас уже знаю и понимаю. А профессор может подумать другое: что от самой болезни изменился ваш характер. Поэтому не говорите.

— Хорошо. А зачем смотреть профессору? Ведь я уже выздоровела.

Вот и дошли до самого трудного места в объяснении. Придется все-таки объяснить Вере, что дело серьезнее, чем она думает. И чуть-чуть обидно, что она уже торопится уйти, торопится расстаться. Ему-то показалось…

— Понимаете, Вера, у вас закончился приступ болезни. Это очень хорошо. Но теперь нужно думать о будущем, нужно постараться, чтобы такой приступ не повторился. А для этого, возможно, придется еще продолжить лечение.

Вера не сразу ответила, было видно, ей нужно решиться, и она все же решилась:

— Вы не подумайте, Виталий Сергеевич, я вам очень верю, и я рада, что вы меня лечите, но раз я стала здравой, здесь мне будет трудно. И страшно, когда начинают кричать! А нельзя, чтобы вы же меня продолжали лечить, только дома?

Виталий очень обрадовался такой просьбе, хотя и должен был отказать.

— Нет, Вера, это такое лечение, которое возможно только в больнице. Ну а в новой палате вам будет полегче. Читайте, гуляйте. Я вам дам свободный выход, есть у нас такое новшество. В пределах больницы, но все-таки можно пойти в сад, посидеть одной, когда очень здесь надоест. Я понимаю, что здесь тяжело вам, но уж если лечиться, то лечиться.

— Я же не возражаю, Виталий Сергеевич, я же понимаю, что вам лучше знать.

— Ну и хорошо. Хотите, в честь начала жизни в новой палате книгу вам какую-нибудь раздобудем?

— Хочу.

— Давайте сходим в библиотеку.

Можно было какое-нибудь чтиво раздобыть и в отделении: по рукам среди больных вечно ходили какие-то немыслимые затрепанные детективы, обычно с оторванными обложками, но Виталий решил повести Веру в больничную библиотеку. До сих пор он никогда не водил туда больных, да и никогда не видел там больных, ну и плевать! То есть там существовал специальный фонд, откуда и брались затрепанные детективы, но за ними приходили культсестры — есть и такая должность — и брали книги оптом.

Они спустились по лестнице, прошли по нижнему коридору, стали подниматься по другой. Сверху послышалось щелканье замков, открывание двери — и сразу топот, свист, гармошка, — дождь кончился, и четвертое отделение выходило на прогулку. Вера прижалась к перилам, а вниз уже катила толпа. Впереди, как полагалось, два медбрата, но это мало упорядочивало шествие. Хриплый голос орал частушку:

Самолет летит,
Мотор работает,
А мой миленький сидит,
Картошку лопает!

Четвертое поравнялось с Виталием и Верой.

— Привет, девочка! — прервал частушку гармонист. — Ты с какого? Приходи в гости, мы без вас соскучились.

И дальше:

А я не папина,
А я не мамина;
Я на улице росла,
Меня курица снесла!

Виталий стоял, заслоняя Веру, чтобы больные с четвертого не могли до нее дотронуться.

Толпа прошла. Сверкнула белым халатом замыкавшая шествие толстая санитарка.

— Страшно мне рядом с ними, Виталий Сергеевич! А вам не страшно работать?

— Да ну что вы. Просто несчастные люди.

— Я ведь тоже лезла драться. А если такой здоровенный?

— Это у «скорой» бывают иногда ситуации, когда вот такой бредовый — и с ружьем! А у нас — тишина и порядок.

— «Тишина»!.. Нет, вы смелый. Я бы боялась.

За все время работы Виталий только один раз подвергся нападению, и то чисто анекдотическому: толстущая органичка Зоя Рыбаева набросилась на него с объятиями. Но он не стал слишком упорно разубеждать Веру в своей смелости.

— Вот мы и пришли, — Виталий пропустил Веру вперед, и они вошли в библиотеку.