Прощайте, призраки

До моего дома оставалось проехать несколько кварталов, и я уже считала секунды. Высказанная Сарой боль заполнила собой весь салон автомобиля. Странным образом ее рассказ меня не удивил, в глубине души я всегда знала: пока у нее не появилась собственная боль, Сара может уделять внимание моей, но вот положение изменилось, и пространства для моих страданий в ее сердце больше не осталось. Ее отчуждение было оборонительным сооружением, за стенами которого уже давно нет для меня места. Сара отдалилась от меня не из чувства страха, а потому, что обретенная боль исключала меня из ее жизни.

— Я хотела бы познакомить тебя с моим мужем Пьетро, но он почти не приезжает в Мессину. Он не любит солнце и, кроме того, не умеет плавать.

— Быть того не может! Ты живешь с человеком, который боится воды? — засмеялась Сара. — Ни за что бы не подумала. Ты ведь могла часами не вылезать из моря.

— Ага. Должно быть, это отцовская наследственность. Он обожал плавать.

— А твою маму никогда не видели на пляже.

— Да нет, раньше она тоже часто там бывала. Кстати, помнишь, как мы с тобой и Фабио катались на пароме и отдыхали на пляже Сциллы?

— Сколько лет нам тогда было? Шестнадцать? Ты еще носила такой классный купальник.

— Песок на пляже был белым-белым. Интересно, как там сейчас? Я, кстати, в тот день на вас жутко обиделась. Приехали все вместе, а вы вдвоем куда-то умотали до самого вечера и бросили меня одну.

— Прости. Фабио был засранцем, а я всего лишь дурой набитой. И чем ты занималась в наше отсутствие?

— Ничем особенным. Купалась и загорала.

Я солгала, чтобы защитить ее или чтобы выдержать дистанцию, которая существовала между нами теперь, а может быть, и всегда.

Мы проехали еще несколько сотен метров, Сара остановила машину перед моим домом, не приближаясь к обочине и не выключая двигатель. Я поняла намек, поблагодарила Сару за то, что подвезла, простилась и вышла на улицу. Сара умчалась на работу, отгородившись от меня своими доводами, и я вдруг поняла, чего мне не хватало все эти годы — умения прощаться. Мы лелеем свои навязчивые идеи и ни капельки не любим то, что делает нас счастливыми. Цепляемся за образы друг друга и не отпускаем их от себя, хотя лучше бы нам найти в себе смелость поставить точку и начать следующее предложение в книге своей жизни.

Я не стала спешить домой, а решила погулять еще. Шагая по улицам, ощущала в носу запах апельсина и свежевымытых волос Сары. Дошла до бара «Харон», заказала кофе, села за столик у окна и принялась наблюдать за движением паромов. Существуют ли на самом деле те края, в которых обитает боль других людей, нисколько не уступающая нашей по своей силе и в то же время совершенно неведомая нам? То, что пережила Сара, отдалило ее от меня; мне хотелось бы вернуться в прошлое и убрать этот камень преткновения из ее будущего, спасти подругу от проклятия невозможности. Ни у нее, ни у меня детей не было, но я имела выбор, а она нет, и это различие играло решающую роль. Что касается слов, которыми она описала мои характер и поступки, они ранили меня. Наша дружба угасла, засохла и покоробилась, точно пляжное полотенце, не выдержавшее воздействия соленой морской воды и палящего августовского солнца, но Саре требовалось переложить вину за случившееся на одну меня. В ее словах была доля правды, однако Сара упустила из виду то, что наши отношения так или иначе подошли бы к концу. Я поймала себя на мысли, что в голове уже начинает складываться сюжет нового рассказа, в котором прозвучат некоторые из сегодняшних реплик Сары. Подруга верно подметила — я могу терпеть боль, только если перенесу ее на бумагу, придумаю на ее основе что-то свое и обрету покой, которого мне вечно не хватает в обычной жизни. Поставив пустую чашку на стол, я опять принялась смотреть в окно, и тут передо мной вновь возник отец.

На этот раз он повернулся ко мне спиной, вошел в воду и направился в самую глубокую часть моря, к побережью Калабрии, которое манило его, будто песня сирен. Папа возвращался в свою стихию — в воду погрузились его стопы, голени, бедра, затем верхняя часть тела, прикрытая старомодной синей курткой, вскоре над морем уже виднелась только его голова. Наконец последние пряди волос на макушке отца тоже ушли под воду. На месте, где он только что стоял, образовались круги, водоворот замедлился, по поверхности забегали пузырьки, но спустя несколько секунд они все лопнули.

Волны сомкнулись, поверхность моря разгладилась.

Трясущимися руками я вытащила из сумки телефон, увидела уведомление о трех непринятых звонках от мужа и захотела немедленно услышать его.

— Сегодня встретилась с Сарой, — заговорила я, разворачиваясь в сторону дома.

— Как ты, дорогая? У тебя странный голос.

«Я видела отца», — подумала я.

— Она объяснила мне, почему прервалась наша дружба. — С одной стороны мимо меня проносились машины, с другой шумело море. — В смысле, изложила свою точку зрения.

— Вот оно что. Этот разговор оказался для тебя полезным?

— Сама не знаю. Пьетро…

— Да что с тобой там творится, Ида?! Тебе совсем паршиво?