Прощаю – отпускаю

Зиму Василиса провела в доме Закатовых без приключений. Наряду с другими девками пряла и шила в девичьей, разговаривала мало. Подолгу думала о чём-то, и, чтобы отвлечь её от размышлений, требовалось несколько сердитых окриков. Впрочем, она была старательна, уроки исполняла не хуже других, ни с кем не ссорилась – но и не подружилась ни с кем. К барыне Васёна оставалась неизменно почтительна. На вопросы Насти, довольна ли она новым житьём, сдержанно отвечала: «Премного благодарна, всем как есть довольна». Иногда Настя, приходя в девичью, останавливалась перед Василисой. Глядя в её прекрасное, словно выточенное античным резцом лицо, склонённое над пяльцами или кроснами, с восхищением говорила:

– И откуда только такая краса берётся?! Васёна, почему ты не выходишь замуж?

– Прикажете выйти?..

– Боже упаси, я не принуждаю! Но неужто тебе никто не нравится? У меня уже Ванька-конюх тебя выпрашивал! И Федька со скотного в ногах валялся, чтоб тебя ему отдали! Даже из деревни сваты приходили! Вот уж не пойму, как они смогли тебя разглядеть, если ты из усадьбы-то не выходишь! Я уж, право, устала всем им отказывать!

– Воля ваша, отдавайте, если вздумали, – говорила, чуть бледнея, Василиса. Настя с досадой отмахивалась:

– Вот же дура! Говорят тебе, я своих людей насильно не выдаю и не женю! Но, право, странно… С твоей красотой… Впрочем, как сама знаешь. Не передумала с огородом-то?

Об огороде посреди зимы и думать было незачем. Настя задавала свой вопрос лишь для того, чтобы посмотреть, как освещается мягкой, мечтательной улыбкой лицо девушки.

– Николи не передумаю, барыня! Сами увидите, сколь добро получится! И цветы посадим, где вы распорядиться изволили – под окном! Пусть только весна придёт, ужо увидите!

Слово своё Василиса сдержала и с наступлением апрельского тепла страстно взялась за дело. И прялка, и игла были забыты. За несколько дней Васёна сама, не подпуская никого из дворовых, очистила, вскопала и перебрала от сорной травы землю под окнами усадьбы. Всю следующую неделю она спозаранку исчезала из имения с корзиной в руках – и возвращалась к полудню, а то и к вечеру, уставшая, но счастливая, с полной корзиной разнообразной цветочной рассады.

– Да где ты только берёшь это всё?! – ужасалась Настя, глядя на то, как Васёна рассаживает на клумбе хрупкие кустики бархатцев, люпины, росточки астр, сильные, крепкие побеги мальв. – Неужто просишь по соседям? Что там обо мне подумают?!

– По старым знакомствам хожу, барыня, – туманно отвечала Василиса, бережно, как больного щенка, держа в руках росточек пармской фиалки и что-то ласково нашёптывая ему. – Не беспокойтесь, никакого греха нет. И господам убытков тоже. На будущий год уж и свои семена будут! И, если дозволите, в Смоленск съезжу, мы с дедушкой там знали, у кого брать…

Настя только махала рукой, не желая признавать, что новое дело захватило и её. Теперь, проснувшись утром, она первым делом спускалась вниз, к новорождённой клумбе, чтобы посмотреть, что поднялось и распустилось за ночь. Возле клумбы она неизменно заставала Васёну – босую, с подоткнутым подолом. Та что-то продёргивала, поливала или выкапывала.

– Доброго утречка, барыня! Видали – маргаритки-то как поднялись! А я уж как боялась, что здесь им темно будет…

– И то правда, какие чудные! – Настя с интересом смотрела на розовые головки маргариток. – Но послушай, если им темно, – может быть, липу спилим?

– И-и, не думайте! Липа – дерево хорошее! Оно любой сад бережёт, и цветы без ней затоскуют… Ну – ладно! Далее вы и без меня справитесь, а мне в огород пора! – Васёна одёргивала перепачканный подол, с явным сожалением выбиралась из клумбы и решительным шагом двигалась через всю усадьбу в огород. Вслед ей летели восхищённые мужские взгляды.

– Вот ведь дура так дура! – сердито говорила Дунька, приходя к барыне. – Все парни через эту Василису уже с ума посходили, а ей хоть бы что! Одни эти цветы на уме! А что это такое, цветы-то, – трава и есть пустая! Давеча Васёнка опять с утра из дома смылась, к полудню вертается – аж сияет вся тазом медным! А за нею Ванька-конюх идёт и корзину несёт с какими-то луковицами грязными – ма-а-ахонькими, как фасоль! А рожа-то глупая-глупая, аж противно!

– У луковок?

– Да у Ваньки же! – не замечала насмешки Дунька. – А эта ведьмища даже и не чует ничего! «Спасибо, Иван, поставь на землю – да в тенёк, не под солнце!» Тьфу, завелась на наши души, землеройка! И какой с неё, спрашивается, в хозяйстве прок?!

Бурчала, впрочем, Дунька зря: прок от «землеройки» определённо был. Едва осмотревшись в обширном хозяйском огороде, Васёна объявила, что половина овощей сажалась прежде неправильно, и если сего прискорбного факта не изменить, то к осени вырастет одна мелочь. «Огородные» девки взвыли. Настя схватилась за голову. Дунька завопила, что проклятая ведьма всё врёт и только набивает себе цену. Но Василиса быстро погасила все страсти, поклявшись, что наведёт порядок и здесь.