За дело она взялась не сходя с места и сама целый день, на солнцепёке, вскапывала, как одержимая, длинные гряды. Девки, ворча, вынужденно следовали её примеру. Василиса не давала покоя никому. Стоило уморившейся работнице потихоньку отползти к краю огорода, в благословенную тень черёмухи, как вслед ей летело негромкое:
– Это куда ты, Фроська? Полгряды не кончено!
– Да чтоб тебя разорвало! – вскидывалась Фроська, вылезая из кустов. – Явилась на наши души, хужей урядника! Да что ты за начальство такое, а?! Ишь, взялась распоряжаться, зараза! Ну, что ты мне сделаешь? Барыне побежишь жаловаться?!
– Вот ещё. – Василиса не спеша выпрямлялась и смотрела прямо в лицо опешившей Фроськи синими гибельными глазами. – Мне жалиться никому не надо. Я тайную силу знаю.
– Это какую же, Похвальба Хвастуевна?!
– А вот попробуй гряды не закончить – сейчас и узнаешь! – спокойно отвечала Васёна и, не глядя более на Фроську, склонялась к земле. Фроська независимо фыркала… И возвращалась к работе.
– Кто её, нечистую, знает… – плевалась она вечером в людской. – Может, и впрямь тайное что ведает… Гляньте на неё, краса такая, что барам впору, – а замуж не хочет! Цельными днями только в грязи роется – да рада при этом так, будто жемчуга перебирает! Парней в упор не видит! Вечером в людскую прибежит, штей нахлебается – и спать повалится, ни на какие игрища не идёт! Как бабка старая! Наши-то говорят: «Васёна, сходи с нами, хоровод поведёшь! Парней-то пожалей, измучились по тебе!» А она только рукой машет. Ведьма как есть! И за что только таким дурындам Бог красу даёт, когда они с ней и обращаться не умеют?! Ещё и огород барыне перепортит! Где вот это видано, чтобы огурцы покрывать?! Отродясь этого не было! Родились и крестились, а такого не видали!
Однако Василиса явно знала, что делала. По её совету грядки с огурцами на ночь стали укрывать полотном и рогожей. Когда на Васильев день в середине мая неожиданно ударил заморозок, во всей округе только у Закатовых не побило чернотой огуречные ростки. Как бешеные, принялись тянуться из земли свёкла и репа. Картофель топорщился сильной, сочной, ничем не повреждённой ботвой (Василиса лично опрыскала все гряды разведённым в воде табаком). Морковь, которую Васёна под протестующие вопли других огородниц сама проредила «до чёрных заплат», неожиданно попёрла из земли так, что на неё сбегалась посмотреть вся дворня. Видя такой успех, Настя отдала под начало Василисы пятерых девок и Евдокима: неразговорчивого, хромого, но сильного мужика, исполнявшего в имении всю грязную работу. Этот небольшой отряд слушался Васёнку беспрекословно, и работа в огороде закипела.
– Прекрасное приобретение вы сделали, друг мой! – обрадованно говорила Настя мужу. – Воистину, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь! В этом году и солений, и сушений втрое будет из-за этой девки! И ведь ей только шестнадцать – а столько всего знает, что опытному садовнику впору! Как хотите, но эти Агарины полные дураки! Впрочем, они всегда таковы были…
Вероятно, всё так и катилось бы дальше, кабы не бдительная Дунька. Именно она заметила регулярные отлучки Васёны из имения. Та пропадала раз в три-четыре дня, исчезая куда-то бесследно на несколько часов – и не говоря никому ни слова. Выявив эту закономерность, Дунька однажды потихоньку пошла за Василисой – и в тот же вечер, встревоженная, стояла перед своей барыней.
– К Агариным ходит! Истинный крест! – забожилась она Насте. – Я за ней до самой усадьбы шла, по кусточкам пряталась! Дошла, ведьмища, до черёмухи и – нырь в неё! А назад уж за полдень вышла! И – домой, как ни в чём не бывало!
– Но что ей у них делать? – изумилась Настя. – С ней ведь там дурно обращались… С какой же стати ей тайком бегать к прежним господам?
– Вот уж не знаю! Воля ваша, сами и проследите! Как она вдругорядь соберётся – так я за вами сбегаю!
«Вдругорядь» Василиса шмыгнула за ворота дома уже на следующий вечер. Дунька кинулась за барыней, и они вдвоём, взгромоздившись в дрожки, покатили в сторону села Агарькова. Разумеется, Василисы уже было не видать. И сейчас, стоя рядом с верной Дунькой на задворках агаринской усадьбы и стягивая на плечах шаль, Настя раздумывала, что будет, если они простоят тут до ночи, а Василиса так и не появится.
От размышлений Настю отвлёк громкий шёпот Дуньки:
– Барыня, барыня! Кажись, бежит Васёнка-то наша!
Настя вздрогнула, обернулась. Чуть поодаль, на лугу, уже затянутом туманом, действительно появился тёмный силуэт. Васёна не бежала, а медленно шла, согнувшись и удерживая в подоткнутом подоле нечто лохматое и бесформенное.
– Батюшки… – пробормотала Дунька. – Никак, спёрла чего у Агариных-то? Барыня, да вы погодите! Пущай поближе подойдёт, не то как раз в кусты порскнет…
Но Настя, не слушая её, нахмурилась и шагнула вперёд.
– Василиса! – разнёсся на всё поле её звонкий, сердитый голос. – Что это ещё за новости? Где ты была?!
Васёна вздрогнула, замерла. Растерянно прошептала:
– Барыня?
– Она самая! – подбоченилась Настя. – Изволь отвечать, что ты делала у Агариных? И почему ушла без спросу?