– Я хорошо помню, как выглядела Анастасия, думаю, узнать смогу, если девочки не были рождены от разных отцов с разницей в десять лет.
– Может, она вообще в этом спектакле не играет, придется сидеть до конца, а потом прорываться к актерам в гримерку. А нас туда кто пустит? Зря мы сюда приперлись…
Нет, ну что за человек такой, а? Невозможно работать, просто не возможно. Тем временем спектакль шел своим чередом, актеры то и дело что-то пафосно выкрикивали, бурно жестикулировали и совершали какие-то действия, а мы продолжали напряженно таращиться на сцену, рассматривая актеров, дошли до того, что сестру Анастасии начали подозревать даже в щеголеватом господине в лакированных штиблетах. Посмотрев на часы, Тая шепнула мне, что, по всем метеорологическим прогнозам до конца спектакля остается минут тридцать – не больше. Это было весьма печально, потому что на сцене кроме данной группы товарищей никто так и не появился. И мы собрались, было, предаться унынию, как вдруг из темноты кулис вышла… Анастасия Серебрякова собственной персоной. Сходство оказалось потрясающим! Те же длинные черные волосы, тот же рост, фигура, лицо… нет, лицо все-таки отличалось, у Насти оно как будто было свежее и моложе, что ли, хотя, быть может, все дело в неудачном гриме и освещении.
– Так они близнецы, что ли?! – неприлично громко сказала Тайка. – Ни фига себе! Cен, ты глянь, глянь!
– Вижу! – прошипела я. – И не ори на весь театр! Ну, близнецы и что такого? Римма же говорила, что мать оставила обеих девочек в роддоме, можно было предположить, что они родились одновременно.
Теперь во все глаза мы смотрели только на одного персонажа спектакля. Играла сестра Анастасии из рук вон плохо: пару раз споткнулась прямо по центру сцены, толкнула и чуть не уронила столик-подставку на высокой тонкой ножке – господин в штиблетах едва успел его подхватить, невнятно произносила слова, спутала несколько фраз… С третьего ряда нам было видно, как заметно начали нервничать ее партнеры по сцене.
– Гадой буду, она пьяная, – авторитетно заявила Тая. – Причем не просто подшофе, а в дугариллу.
– Как же она вышла на сцену в таком состоянии? – я искренне пожалела остальных актеров, изо всех сил спасающих спектакль.
– Творческие люди, – с умным видом пожала плечами Тая, – что с них взять. Кризис жанра, душевные терзания и томления всяческие нередко приводят к алкоголизму.
И без того далекая от совершенства пьеса стремительно превращалась в совсем уж жалкое зрелище. Пара зрителей не стала дожидаться финала представления, без стеснения встали и направились к выходу из зала. Глядя, как пьяная актриса продолжает позориться, я поглядывала на часы, мысленно желая, чтобы спектакль, а вместе с ним и мучения актеров поскорее закончились. Наконец, наступил финал, опустился занавес, раздались жидкие аплодисменты, в зале зажегся свет.
– Полный вперед, – покачала головой Тая, поднимаясь с кресла. – А нам с тобой еще "Руслан и Людмила" не понравилась, шедевр был, а не спектакль.
– Все познается в сравнении, – вздохнула я. – Попробуем прорваться в гримерку или подождем ее на улице?
– Давай попробуем прорваться, вдруг она в гримерке добавит и вообще двух слов связать не сможет.
Сказано – сделано. В фойе мы отловили тетеньку в форменном костюме и вежливо поинтересовались, в каких краях находятся гримуборные?
– А вам зачем? – напряглась форменная тетенька. – Туда зрителям вход воспрещен.
– Мы из Москвы, – доверительно сообщила Тая, – из газеты, хотим взять интервью у одной вашей актрисы, сестры Анастасии Серебряковой, она сегодня играла в спектакле.
– У Любки, что ли? – брезгливо поморщилась тетенька. – Батюшки, нашли звезду! Тьфу, алкашка! Гнать ее из театра надо и поскорей! Метлой поганой гнать! Вон туда, прямо по коридору идите, вторая дверь налево! Звезда, тьфу ты, господи…
И отвернулась, потеряв к нам интерес. А нам того и надо было. Мы скоренько двинули в указанном направлении.
– Хоть имя ее узнали, – Тайка неслась по коридору, успевая крутить по сторонам челкой, рассматривая театральное закулисье. У второй двери мы притормозили и деликатно постучали.
– Что еще?! – крикнул пьяный женский голос. – Пошли на…
И указала направление прямиком в центр композиции статуи Аполлона Бельведерского.
– Извините, пожалуйста, – вежливо произнесла Тайка, приоткрывая дверь, – мы хотели бы поговорить с Любовью Серебря…
В гримерную мы заглянули в тот момент, когда женщина снимала парик – длинные черные волосы. На голове у нее осталась маленькая шапочка розоватого цвета, а грим на лице размазан и почти стерт. Стоя на пороге, мы молча смотрели на сидевшую за гримерным столиком женщину в желтом халатике. Сходства с сестрой практически не осталось, зато проявилось сто процентное сходство совсем с другим человеком. С этой женщиной я неоднократно сталкивалась и на съемочной площадке "Захаров-студии", и рядом с костюмерными в павильонах, и даже при выезде "на натуру". Уборщица, черт побери, это была студийная уборщица.
Глава восемнадцатая