– Елена Леопольдовна заметила, что домработница недодает сдачу после магазина. Чек кладет на стол, называет сумму. Елена Леопольдовна человек интеллигентный, и проверять чеки ей неловко, но, поскольку человек был все же новый, она незаметно чеки все же просматривала. И заметила, что Зоя Гавриловна то и дело округляет суммы. Например, в чеке стоит рубль сорок семь копеек, а домработница говорит пятьдесят. Или вместо пятидесяти восьми копеек – шестьдесят. Это, конечно, мелочи. Но моя свекровь – человек педантичный, ее прадед был немцем, приехал в Россию еще до революции и тут осел, женился. Он был часовых дел мастером, так что педантичность, скрупулезность и точность достались свекрови от прадеда, а капризность и своенравность – от матери. Ее мать была актрисой. Не очень известной, сейчас ее никто и не вспомнит, – с удовольствием рассказывала Любовь Георгиевна. – Так что сцена объяснения с домработницей была очень неприятной. Я даже из комнаты не выходила.
– Значит, домработница обиделась?
– Не то слово. Она обругала свекровь, обозвала ее Салтычихой, сквалыгой и еще как-то. Свекровь тоже не выдержала, стала грозить домработнице, и та ушла, хлопнув дверью. Даже, кажется, расчет не взяла. А свекровь потом звонила знакомым, которые эту женщину рекомендовали, и долго плакала в трубку. Те, кажется, извинялись и говорили, что не так уж и хорошо ее знают.
– Когда это было?
– Дайте подумать. Капитолина Гавриловна ушла в конце мая. Летом мы ездили на море, потом были на даче, затем отдыхали в Юрмале, – словно невзначай перечисляла Любовь Георгиевна. – А в сентябре, когда вернулись, свекровь начала искать помощницу. Думаю, уволили ее в двадцатых числах сентября.
– Спасибо. Вы можете мне сообщить ее фамилию, имя, отчество и желательно адрес или телефон?
– Да, они у меня сохранились, на всякий случай, – доставая из сумочки записную книжку, сухо улыбнулась Любовь Георгиевна.
– Спасибо, – с удовлетворением проговорил следователь. – Что-нибудь еще?