– Художник-иллюстратор! Который бывает в нашем доме! – всплеснула руками Ольга Николаевна. – Я надеюсь, его уже арестовали.
– Нет, насколько я знаю. Он сегодня собирался зайти, но я как-то неловко чувствую себя в сложившейся ситуации и попросил не приходить. Вообще не понимаю, как быть, – озадаченно проговорил писатель.
– Он не арестован? Что же это за безобразие? – рассердилась Ольга Николаевна, возмущенно всплеснув ручками в черных кожаных перчатках с модной опушкой. – Это просто безобразие. А где он работает, этот ваш Коробков?
– Борис Леонидович? В издательстве «Советская фантастика». А почему вы спросили?
– Я завтра же отправлюсь в издательство и через общественность, профсоюз и руководство издательства надавлю на следственные органы. Я заставлю их действовать. Преступник гуляет на свободе, а они бог весть о чем думают!
– Леля, как тебе не стыдно, а вдруг он ни при чем? – попытался урезонить сестру Андрей Николаевич.
– А почему тогда расспрашивали Ивана Ефремовича? Ведь вас расспрашивали о Коробкове?
– Да. Но, мне кажется, Андрей Николаевич прав, может, не стоит так спешить? Все-таки сейчас идет следствие, и, возможно, Борис Леонидович вообще ни при чем? Мне он всегда казался очень тонким, умным, интеллигентным человеком. И очень одаренным. Даже не знаю, кто теперь возьмется вместо него за работу? – удрученно вздохнул Доронин.
– Я думаю, что мой визит в редакцию только ускорит работу следствия, и вам, Иван Ефремович, не придется гадать, как быть с книгами, и мы спать по ночам будем спокойнее, – твердо проговорила Ольга Николаевна.
Андрей Николаевич только тяжело сокрушенно вздохнул.
Глава 20
12 ноября 1972 года, Ленинград
Выйдя из метро, Виктор свернул направо и вошел в знакомый ресторан. Еще года три назад он только мечтал, что когда-нибудь вырастет, прославится, заработает денег и сможет запросто ходить по ресторанам.
На деле так долго ждать не пришлось. Толик уже через неделю после их знакомства пригласил Виктора в ресторан, в этот самый, в «Неву». Виктор, тогда еще зеленый юнец, смотрел по сторонам, впитывая каждую мелочь. Стеснялся официантов. Своего скромного костюмчика, провинциальности. С тех пор утекло много воды.