Прощальный подарок Карла Брюллова

– Какие концы? Ты понимаешь, что если милиция ее найдет, а я уверена, что милиция обязательно найдет картины. Во-первых, они представляют собой большую художественную ценность, во-вторых, отец сегодня звонил на самый верх, и дело взяли на партийный контроль, в-третьих, вывезти их за границу не выйдет, сейчас всех будут трясти, все таможни настороже, а куда ты у нас денешь такие полотна? Значит, их найдут.

– Люб, я не понимаю, чем ты недовольна? Вернут вам украденное, и все будет чики-пуки. Если повезет, и шубу вернут, и брюлики твои тоже.

– Я рада, что все вернут, но, насколько я знаю нашу милицию, вести дело они будут добросовестно, и если вдруг всплывет, что вместо подлинника Левитана семье Пичугиных вернули копию, Уголовный розыск не остановится, пока не докопается до правды.

– Да как оно всплывет? В милиции что, эксперты работают?

– Олег, ты меня удивляешь! Тебе что, пять лет? Да если картины найдут, то скорее всего будет произведена экспертиза. Или, возможно, свекор сам будет принимать картины, и в том, и в другом случае подделка будет мгновенно обнаружена. Ты представляешь, какой скандал тогда разыграется?

– Да, с какой стати? Висела же она на стене целый год, никто ничего не заметил, – сердито огрызнулся Олег, видно было, что ему крайне не хочется впутываться в чужие проблемы.

– Именно потому, что она висела на своем месте, никто на нее внимания не обращал! Олег, последний раз спрашиваю, кому ты продал Левитана?

– Я не знаю. Одному мужику, – уклончиво ответил Олег, беспрестанно ерзая на стуле.

– Ты же врал мне, что продал какому-то чемпиону, что он ее на наградные купил! Какая же ты сволочь! – В минуты волнения Любовь Георгиевна могла резко и решительно от литературной речи перейти к весьма вульгарным и резким высказываниям, и ее брат был вечным источником этих приступов. – Олег, – беря в руки телефонную трубку, подчеркнуто спокойно проговорила Любовь Георгиевна, и лицо ее выражало отчаянную решимость, – или ты мне рассказываешь сейчас же, как все было на самом деле, или я звоню отцу, и тогда уж не взыщи.

– Ну, ладно-ладно, – мгновенно сдался Олег с унылой тоской обреченного на муки. Всю жизнь он был податлив, мягкотел и бесхарактерен.

Анна Васильевна Кружилина часто сетовала, что Любе, как старшей, досталось все по высшему разряду. И ум, и характер, и таланты, а Олежке ничего не осталось, надо было ему, как парню, первому родиться.