Прощальный вздох мавра

Потом вышел мой противник, зверюга сикх с распущенными волосами и, по меньшей мере, с меня ростом, и кто-то небрежно сказал, что хотя парню только-только сравнялось двадцать, он уже угробил двоих в таких вот кулачных боях и его разыскивает полиция. Я почувствовал, что кураж мой иссякает, и посмотрел на Ламбаджана; он молча кивнул и плюнул на свое правое запястье. Я тоже плюнул на мою правую и шагнул навстречу боксеру-убийце. Он пошел прямо на меня, до краев полный самодовольства, поскольку считал, что с таким преимуществом молодости свалит старикана в два счета. Я представил себе мешок с рисом и вмазал. С одного удара он рухнул и провалялся на земле много дольше десяти секунд. Что касается меня – со мной случился астматический приступ такой силы, с такими задыханиями и градом слез, что, несмотря на победу, я усомнился в своих перспективах на этом поприще. Ламбаджан, однако, отмахнулся от этих сомнений.

– Просто нервишки спервоначалу, – успокаивал он меня по пути домой. – Сколько раз я такое видал: парень после первого боя на землю валится, пена изо рта идет – неважно, выиграл или нет. Ты сам не знаешь, какое ты сокровище, – добавил он восторженно. – Не только убойный удар, но и ноги резвые. Плюс характер.

Даже синяка нет на теле, позже заметил он, и, что еще лучше, мы заработали целый ворох наличных денег, которые тут же поделили между собой.

Так что, конечно, я не мог наябедничать на жену Ламбы – их бы обоих уволили. Я не мог лишиться моего импресарио, человека, открывшего во мне дар... И когда мисс Джайя уверилась в своей власти надо мной, она стала пускать ее в ход открыто, воруя у меня на глазах и заботясь лишь о том, чтобы не делать этого слишком часто или слишком помногу, – то нефритовую шкатулочку, то золотую брошечку. Я видел, бывало, как Аурора и Авраам качают головами, обнаружив пропажу, но расчет мисс Джайи был верен: они с пристрастием расспрашивали слуг, но никогда не вызывали полицию, не желая ни отдавать свою домашнюю челядь в нежные руки бомбейских органов правопорядка, ни отваживать от дома друзей. (А я задаюсь вопросом, не вспоминала ли Аурора свои давние мелкие хищения в доме на острове Кабрал, не вспоминала ли выброшенные в море статуэтки Ганеши? От «слишком много слонов» до «Элефанты» путь немалый; не увидела ли она в этих кражах упрек себе самой от себя юной, не почувствовала ли симпатию к неизвестному вору и солидарность с ним?)

В этот период краж мисс Джайя открыла мне тяжкую тайну моего младенчества. Мы с ней шли по Скандал-пойнт по ту сторону улицы от большого дома Чамчавала, и я, помнится, сделал замечание – чрезвычайное положение, надо сказать, только недавно вступило в силу – по поводу нездоровых отношений между госпожой Индирой Ганди и ее сыном Санджаем.

– Вся страна отдувается из-за проблем между матерью и сыном, – сказал я. Мисс Джайя, только что щелкавшая языком в знак неодобрения юной парочки, которая, взявшись за руки, шла по молу, теперь с отвращением фыркнула.

– Тебе в самый раз об этом судить, – сказала она. – Вся семейка. Извращенцы. Что сестры, что мать. Ты грудной был еще. Больно тошно.

Я не знал тогда и никогда не узнал, правду ли она говорит. Мисс Джайя Хе была для меня загадкой; она была настолько зла на свою горькую долю, что способна была на самую изощренную месть. Итак, допустим, это ложь, грязная ложь; но хочу открыть одну истину, пока я еще в настроении открывать истины. Я вырос с необычно вольным отношением к моему половому члену. Позвольте сообщить вам, что люди, бывало, хватали меня за него – да-да! – или иными способами, кто мягко, а кто настоятельно, требовали его услуг или указывали мне, как, где, с кем, каким образом и за сколько его использовать, и, как правило, я охотно слушался этих указаний. Это что, нормально? Думаю, не совсем, бегумы-сахибы... В других случаях этот самый член давал мне свои собственные указания и распоряжения, которые я тоже, как большинство мужчин, по возможности исполнял – с катастрофическими последствиями. Если мисс Джайя говорила правду, истоки такого поведения кроются в ранних ласках, на которые она столь мерзко намекала. Честно говоря, я вполне могу представить себе эти сцены, они не кажутся мне такими уж невероятными: мать забавляется с моим отросточком, пока кормит меня грудью, или три сестры столпились у моей кроватки и по очереди тянут за смуглый хоботок. «Извращенцы. Больно тошно». Аурора, танцевавшая над толпами в день Ганапати, говорила о безграничности людской извращенности. Так что это могло быть. Могло. Могло.

О господи, что же у нас за семья такая была – как дружно все кидались в поток, несущийся к гибельному водопаду! Я говорил, что думаю об «Элефанте» тех дней как о рае, и это действительно так – но для постороннего человека мой дом куда больше мог смахивать на ад.

* * *