Ранее это командование было в руках Сидорина, а атаман являлся лишь формальным главнокомандующим, но Деникин призвал его взять на себя командование, поскольку имело место общее недовольство, если не сказать подозрение, в отношении поведения Сидорина. Деникин намеревался перенести свою столицу в Екатеринодар для того, чтобы расчистить передовую систему железных дорог исключительно для использования войсками и беженцами, которые начали прибывать толпами на юг во все более возрастающем количестве, и хотя Сидорин все еще удерживал в своих руках командование полевыми войсками, теперь он во всех делах подчинялся атаману. Богаевский был очень популярен среди всех чинов, и смена руководства была встречена с огромным удовлетворением всеми, кроме собственной шайки Сидорина – возглавляемой, конечно, жирным и гениальным дю Чайла, – которая в то время всерьез обдумывала возможность заключения сепаратного мира с красными на условиях, которые считались благоприятными для их амбиций, нацеленных на создание независимой военной республики донских казаков.
Планы и обещания Деникина восстановить единую Россию под властью правительства, избранного народом, никогда не привлекали донских сепаратистов. Хотя они и противостояли большевизму, но точно так же были твердо намерены никогда вновь не попадать под контроль центрального российского правительства, которое могло оказаться таким же реакционным в своей земельной политике, как и старое царское. А нежелание казаков оставлять свои края в руках посягателей, пока они сами продолжают свою борьбу где-то в других местах, с каждым днем становилось все более очевидным. В то время как были сосредоточены силы, готовые переправиться через Дон и, если понадобится, через Маныч к югу, было очень много войск, сознательно разбежавшихся по своим деревням, дезертировавших из своих полков, собираясь стать на сторону наступающих большевистских армий, когда те вторгнутся в донские края. Леса были полны таких солдат, некоторые из них были вооружены для самозащиты и твердо намеревались отстаивать свою свободу.
Хуже того, среди верной части армии была и партия, которая, прислушиваясь к голосу политических интриганов, все еще выжидала, куда ветер подует. Эти люди, хотя формально и являлись преданными сторонниками дела Деникина, даже в этот самый момент получали предложения от красных властей и вскоре действительно стали обсуждать условия, при которых были готовы предать своих товарищей в обмен на обещание амнистии и автономии для того конкретного уголка Южной России, в котором они надеялись провести свою жизнь в тщеславном ощущении безопасности.
В конце дня 23 декабря ко мне домой пришла записка от My си Смагиной.
«Поскольку близится ваше Рождество, – писала она, – поскольку вы вдалеке от ваших домов, ваших родителей и друзей и так как вы приехали издалека, чтобы помочь нам, мы с Алексом надеемся, что вы поужинаете с нами в Рождественскую ночь и захватите с собой одного-двух своих друзей. Светлана принесет свою балалайку и споет для нас».
Я намечал устроить нашу собственную рождественскую вечеринку в ту ночь у себя дома, но так как некоторые офицеры все еще не вернулись в Новочеркасск, я отложил ее до 27-го, на которое к тому же приходился и мой собственный день рождения, и с радостью принял приглашение Смагиных.
А тем временем эвакуация Новочеркасска уже представлялась не только неизбежной, но и близкой. Штаб превратился в свалку макулатуры, всюду горели костры, уничтожались документы. То и дело появлялся какой-нибудь верховой, тащившийся на лошади без стремян, либо проносилась какая-нибудь машина с двумя-тремя жуткого вида офицерами в занесенной снегом одежде. Беженцы готовились к следующему переходу и укладывали свои скромные пожитки в узлы и потрепанные чемоданы.
Я приступил к обдумыванию собственных планов, которые, как я в то время полагал, надо будет привести в действие самое позднее 2 января. Лично я считал, что по политическим причинам русское командование будет заинтересовано в том, чтобы не допустить, чтобы кто-либо из британских офицеров был глубоко вовлечен в заключительные операции, но я также знал, что многие русские, как гражданские лица, так и военные, следили за каждым нашим движением и только ждали возможности, чтобы пожаловаться на то, что мы бросаем их на произвол судьбы. И поэтому я решил, что ко мне присоединятся два офицера, Дики и Рид, и мы последними оставим город с арьергардом под началом генерала Янова.
Остальным офицерам вместе со Смагиными, Муравьевыми и некоторыми более молодыми и более активными людьми, связанными с группой связи, надлежало быть готовыми в течение шести часов отбыть в вагонах миссии, как только ситуация станет критической. Всем другим, перед кем я чувствовал свою личную ответственность, я дал совет в самое короткое время при первой же возможности покинуть Новочеркасск, пробираться через Ростов и через Дон на Батайск, а оттуда – в Екатеринодар или даже в Новороссийск. Там, насколько это будет возможно, им поможет британская миссия.