Прощание с плейбоем

Он не спросил, какую именно, и она сказала сама:

– Оказывается, у Артема Солодовникова была сестра.

– Родная?

– Нет, двоюродная, но они не просто росли рядом, а мать Артема после гибели родителей девочки взяла над ней опекунство.

– Куда же она подевалась потом?

– Уехала.

– Уехала?

– Да, вроде бы поступила в институт в другом городе, закончила его и там осталась, а возможно, и переехала в другой город.

– Никто не знает об этом?

– Из тех, кого я опросила, никто. Самое интересное, что и полиции ничего не известно о ней.

– С чего вы взяли?

– Шура бы сказал мне об этом.

– Ну… – протянул Морис.

Но Мирослава настойчиво повторила:

– Сказал бы.

– Значит, она не была ни на похоронах брата, ни на похоронах тетки.

Выходит, что не была. Да и свидетели это подтверждают.

– А почему она порвала с родными?

– Неизвестно, хотя у меня есть кое-какие подозрения.

Он не стал спрашивать какие, догадываясь, что на данный момент она не готова ими с ним поделиться. Вместо этого он спросил:

– Как хоть ее звали?

– Александра Калитина.

– Значит, фамилии с братом у них разные.

– Они же двоюродные.

– Но если бы по отцу.

– Они двоюродные по материнской линии, – и, помолчав, вздохнула тихо, – как мы с Витькой.

Морис промолчал. А Мирослава добавила:

– Самое интересное, что не только родные, но и близкий друг Артема Солодовникова, как мне удалось выяснить, безответно влюбленный в Александру, пытались скрыть сам факт существования Калитиной.

– Может, они сами не знали о ней? – предположил Морис.

– Ты имеешь в виду родственников жены Солодовникова?

Морис кивнул.

– Может, и не знали. Хотя это сомнительно. Но уж Томилин-то точно знал.

– Ему могло быть больно вспоминать о ней.

– Ах, какие мы нежные, – фыркнула Мирослава и добавила: – Уже прошло несколько лет.

– Раны от безответной любви долго не заживают, – со знанием дела прокомментировал Морис.

Мирослава покосилась на него, но ничего не сказала. Оставшись в своей комнате наедине с котом, Волгина хотела позвонить Наполеонову и уже начала набирать его номер. Но передумала. «Если Шура ничего не знает о Калитиной, то пусть еще некоторое время побудет в неведении. А то он мне всю плешь проест своими домогательствами», – решила она. В том, что Наполеонов ничего не знал о существовании у Солодовникова двоюродной сестры, Мирослава была уверена.

Она легла спать с мыслью о том, что «утро вечера мудренее». Может, оно и впрямь мудренее, вот только уснуть ей долго не удавалось, и она ворочалась с боку на бок, вызывая недовольство кота. Потом свесила с постели босые ноги, протопала до окна, отодвинула штору и посмотрела на небо, ожидая увидеть на нем полную луну. Не так давно ее подруга Люси со знанием дела рассказывала ей, что полная луна склоняет поэтов к лирическому настроению, а остальным просто мешает спать. Особо впечатлительным даже посылает бессонницу. Но на небе висел тонкий серпик убывающего месяца.

– Ты чего безобразничаешь? – строго спросила его Мирослава.

Месяц встрепенулся и удивленно заморгал. Хотя, может быть, это всего лишь налетевший ветер заставил закачаться ветви деревьев и затрепетать каждый листочек. Но детектив предпочла принять моргание месяца на свой счет. Все-таки, как-никак, родная племянница писательницы и натура не менее одаренная. Поэтому она всерьез попросила ночное светило:

– Скройся, пожалуйста, куда-нибудь и дай мне выспаться.

К ее собственному изумлению, месяц внял ее просьбе и спрятался за как никогда вовремя приплывшую кудрявую тучку. Мирослава прошлепала обратно к кровати. Легла и сразу заснула. Дон облегченно вздохнул и придвинулся к ней вплотную.

Глава 10

В воскресенье утром Мирослава предложила Морису прокатиться в город.

– По делу? – спросил он. – Или так?

– Вообще-то, по делу, – не стала она вводить его в заблуждение. – Я хочу заехать к Марине Солодовниковой и взять у нее на время пару-тройку фотографий Александры Калитиной.

– Понятно.

Мирослава нависла над столом, дотянулась до лица Мориса и щелкнула его по носу.

– Это что еще такое? – удивился он.

– А то, что тебе ничего не понятно.

– Так объясните, зачем же человека по носу с утра щелкать.

Она весело рассмеялась:

– Извини!

– Извиняю.

– После Солодовниковой мы поедем на набережную, вернее, в порт, сядем на «Омик» и доедем до Загородного парка.

– А машина? – спросил он.

– Возле Загородного парка сойдем на берег, сядем на другой «Омик» и вернемся обратно.

– Понятно.

– Но если ты против речной прогулки, мы можем посидеть в «Старой кофейне» или сразу вернуться домой.

– Кто вам сказал, что я против? – Он бросил на Мирославу подозрительно лукавый взгляд, и она быстро вскочила с места, опасаясь получить возвращенный щелчок по носу. Глядя на то, как она удирает из кухни, Морис, смеясь, бросил ей вдогонку: – Напрасно вы подумали, что мое воспитание позволит мне щелкать по носу девушку. – И, мгновенье подумав, добавил: – Даже если она того заслуживает.

– Ага, можешь не заговаривать мне зубы, ссылаясь на свои аристократические манеры.