– И на этом спасибо, – хмыкнул Морис и спросил: – На утро у вас нет заданий для меня?
– Увы, – развела она руками.
– Тогда я после завтрака иду собирать крыжовник.
– Он же колючий, – поддразнила его Мирослава.
– Да уж не колючее некоторых.
– Ты имеешь в виду Дона? – поинтересовалась она невинно.
– Нет, кого-то другого…
– Да? Даже не могу представить, кого именно. – А потом Мирослава весело рассмеялась и сказала: – Я пойду с тобой, буду за тобой присматривать.
– Присматривать или собирать ягоды? – уточнил он.
– И то и другое.
– Кстати, – сказал Морис, – я видел объявление, что на плодовой выставке в городе осенью будут продавать сорта неколючего крыжовника.
– А разве такие есть? – усомнилась Мирослава.
– Есть, раз дали объявление.
– Какой ты у меня логичный, – фыркнула Мирослава.
Он в ответ одарил ее внимательным взглядом, но не произнес ни слова.
До того времени, как им нужно было ехать на встречу с Омелиным, они вдвоем собрали целую корзину.
– Если завтра вы меня никуда не потянете, то я займусь крыжовником.
– А чего им заниматься?
– Как чего?! Сварю варенье и замариную.
– А может, так съедим? – предложила она.
– Для еды там через два-три дня опять поспеет.
– Ну хоть часть этого оставь! Ты же знаешь, как я люблю есть розовый мохнатенький крыжовник.
– Действительно, – согласился Морис, – к тому же вечером может приехать помощник по поеданию ягод.
Имел в виду он, конечно, Шуру Наполеонова.
– Третью часть оставлю, – решил Миндаугас окончательно.
– Спасибо тебе, благодетель наш! – Мирослава неожиданно быстро приблизилась к нему и чмокнула его в щеку.
Морис прижал руку к тому месту, которого коснулись ее губы, и глубоко вздохнул.
До него донесся с лестницы голос Мирославы:
– Давай собираться, через полчаса выезжаем.
Морис остановил автомобиль на стоянке «Шаловливого ветерка». Он обожал Старый город не столько за потрясающе красивую и бесконечно длинную набережную Волги, сколько за старинные здания, среди которых были и католический, и лютеранский соборы. Ему нравилась широкая пешеходная улица с ее фонтанами, морем цветов и неспешным течением туристов и местных жителей. Нравился ему также речной порт с причаливающими белыми прогулочными и туристическими теплоходами, и быстрые «Омики», и неспешно ползущие по реке черные баржи.
Он поймал себя на том, что влюбился в этот город, который до революции называли купеческим, а в годы советской власти промышленным. Современный же город, по словам Шуры и Мирославы, начал стремительно преображаться и хорошеть за несколько лет до чемпионата мира по футболу. Но уже и на глазах Мориса произошло множество преобразований.
Занятый своими мыслями, Морис очнулся от радостного женского крика:
– Мирослава! Мы вот они!
Он повернул голову и увидел женщину, машущую им руками. Рядом с ней переминался с ноги на ногу долговязый мужчина, одетый в модный летний костюм.
Детективы направились к ним, но женщина их опередила, она буквально подлетела к «БМВ», оперлась на машину и сказала одобряюще:
– Классная бээмвэшка!
Морис уже понял, что это и есть Людмила, и смотрел на нее со смешанным чувством растерянности и интереса. Мужчина по-прежнему топтался позади своей спутницы.
– Знакомьтесь, – наконец сказала она, – это Паша Омелин, горячий поклонник Сашеньки Калитиной. – Люда весело рассмеялась.
А Омелин неуклюже толкнул ее в бок.
– Да ладно, – сказала ему женщина, – не тушуйся, здесь все свои, это Мирослава… – И она перевела вопросительный взгляд на Мориса.
– Морис Миндаугас, – представился он.
– Очень приятно, – улыбнулась она и, не успел Морис моргнуть глазом, подцепила его под руку и потащила ко входу в кафе. На полпути она оглянулась, подмигнула Мирославе: – Ну вы пока пошушукайтесь, а мы приятно пообщаемся с Морисом.
«Ловкая женщина», – подумала с улыбкой Мирослава и предложила Омелину:
– Ну что же, Павел, последуем совету вашей знакомой.
– Последуем, – со вздохом согласился он.
Молодые люди расположились далеко друг от друга. Люда усадила Мориса у окна с видом на яркую зелень набережной, и было видно, что она не закрывает рта.
«Бедный Миндаугас, – подумала про себя Мирослава, – я-то велела ему очаровать даму, а она набросилась на него, как завоеватель на полонянку, и без малейшего сомнения в своем праве утащила в уголок…»
Сама же Волгина предложила Павлу сесть за отдаленный столик, расположенный возле огромной пальмы в кадке, недалеко от стены. Все это давало надежду на то, что разговор их никем не будет услышан.
– Паша, вы пока заказывайте обед, – сказала она Омелину.
– А вы?
– Я последую вашему примеру, – улыбнулась она ободряюще, видя, что мужчина чувствует себя не в своей тарелке.
Когда официант расставил на их столике заказанную еду, Павел робко посмотрел на Мирославу и начал:
– Вы знаете, Люда, она… – Он оборвал фразу.
– Я догадываюсь, – улыбнулась Мирослава и попробовала принесенный салат. – А что, вполне ничего, – похвалила она, прожевав положенное в рот.
– Да, здесь хорошо готовят, – согласился с ней Омелин и снова вернулся к прерванному. – Люда она как ураган! Налетит, подхватит, и сам не заметишь как.