Прощание славянки (СИ)

А вот сидеть на нижней палубе было довольно сносно. Узкий проход вдоль борта был тщательно отдраен, к тому же, здесь была масса интересных вещей: уже упомянутый канат, корабельная лебедка и ряд других интригующих, но непонятных приспособлений.

День был ясный, но прохладный, что в этих местах скорее норма, чем исключение. Плавное движение теплохода завораживало. Восточный берег реки разнообразием не баловал, все лес да лес. Изредка попадались села и какие-то хозяйственные сооружения. А что дальше будет — в нижнем-то течении на километры вокруг ни одной христианской души…

Тишину нарушали лишь гудение винтов да режущие слух выкрики с верхней палубы. Но главное — запах. Аромат таежной хвои смешивался с запахом речной воды, образуя поистине целительный бальзам.

За неделю до отъезда Лида приболела, и долгожданный круиз висел на волоске. В один из вечеров к ним заглянул дядя Боря.

— Ничего, мать, на реке она мигом поправится, — успокаивал он Лидину маму. — Для нас, для взрослых, от всякой хвори нет ничего лучше вододульки, а для дитяти и речной воздух сойдет.

— У тебя одно на уме, козел похмельный! — рассвирепела вечно уставшая Лидина мама. — Нет у нас водки — не держим! И не намекай!

Обходной маневр дяди Бориса не удался, водкой его никто не угостил, а вот предсказание в точности сбылось. Густой, ароматный речной воздух мягко коснулся Лидиного носа, горла, легких, она продышалась, и очень скоро болезнь бесследно прошла.

*****

Чудные, смешанные чувства вызывал Енисейск. Если не разбираться в нюансах и хитросплетениях архитектурных стилей, то вполне можно было бы представить, как однажды неведомый древний исполин приглядел где-нибудь на среднерусских просторах этот городок, поднял его на широких ладонях всего разом, с его белокаменными колокольнями и рублеными избами с наличниками да резными венцами, и перенес сюда, на берег великой сибирской реки. Еще царь Петр не рубил окно в Европу, не ходили по Енисею паровые катера, не гудел Транссиб, а Енисейск уже стоял, потихоньку отстраивался, справлял ярмарки. Он был одним из первых. Было бы большим заблуждением думать, что Енисейск миновали горести, которыми так богата история России. Отгремели залпы большевистских репрессий, прошел через город, оставив за собой кровавый след, адмирал Колчак, но ни время, ни катаклизмы не сгубили Енисейск, устоял древний город.

Лидочку Метёлкину вместе с другими детьми привели на экскурсию в здание бывшей мужской гимназии, а ныне простой общеобразовательной школы. Лида крутила головой — вот это класс! Не верилось, что это здание с высокими потолками и арочными окнами не являлось дворцом какого-нибудь богача, а было построено специально для детей. Экскурсовод вела их все дальше и дальше, пока перед ними не распахнулись двери двусветного актового зала.

Лидочка слушала затаив дыхание: оказывается, именно здесь, на этом самом месте, перед горожанами выступал знаменитый путешественник и исследователь Арктики Фритьоф Нансен. Шуточное ли дело — проплыть из норвежского Тромсё через Баренцево и Карское моря до Диксона, затем на юг, по Енисею до Красноярска, а уж потом отправиться по Транссибу во Владивосток. Этот неугомонный господин словно прочертил на карте Российской Империи исполинскую букву «Z». Да… Вот в жизни всегда так: кто-то совершает невероятные путешествия, а кому-то в сентябре идти в седьмой класс…

Она зажмурилась от удовольствия — представила, как вернется домой и будет рассказывать родителям об удивительных открытиях этого лета. Лида надеялась, что у них найдется минутка ее выслушать… А не найдется, так она пойдет к дяде Боре, уж он-то всегда готов и послушать, и поговорить. В конце концов, путь Нансена пролегал мимо Города, так что эта история напрямую до них касается. Хотя — стоп! — Города тогда еще не было, и он проплыл мимо маленькой рыбацкой деревни на западном берегу…

Лидочка оторвалась от своих мыслей и открыла глаза. Где все? Похоже, она отстала от экскурсии. Побродив немного по коридорам гимназии, она вышла на воздух. Перейдя на другую сторону улицы, она смогла оценить здание со стороны. Выложенное из простого красного кирпича, оно было почти лишено навязчивого декора, как бы лишний раз подчеркивая, что учеба — дело серьезное, но непроизвольно удерживало взгляд размеренным строем высоких арочных окон и удивительной общей соразмерностью.