Прощание славянки (СИ)

— Хочу вам кое-что рассказать, — продолжал Максим. — Когда на Север пришла Беда, некоторые люди успели бежать из Города. Вы, Борис Александрович, должны это помнить. Одни добрались до поселений эвенков, другие достигли самого плато Путораны. Ситуация там была на грани гуманитарной катастрофы — в годы разрухи они оказались отрезанными от большой земли, брошенными на Путоране, как на огромном острове, окруженном болотами, которые с каждым годом делались все более труднопроходимыми. Сначала кончились лекарства, горючее, пришли в негодность бытовая утварь и инструмент, села последняя батарейка. Ни связи, ни медицинской помощи. Коренные народы спас лишь многовековой опыт выживания в практически полной изоляции. Лишь несколько лет назад их нашли наши разведчики. Люди Города рассказали историю, которая всем показалась фантастичной. Кто похитрее, ссылались на потерю памяти и молчали, кто поправдивее — поведали нам подлинную историю гибели Города и оказались в психиатрических больницах. Теперь этих людей необходимо реабилитировать. Так что я все равно поверил бы Лидии, но и вы проделали свой путь не напрасно… Даже если вы решите вернуться обратно. Вы избавите множество людей от ужасной участи — провести остаток жизни в закрытых интернатах для душевнобольных. И это только малая часть…

— И все-таки, что значит «заниматься продвижением»? — задала Лида вопрос, который давно вертелся у нее на языке и занимал ее куда больше, чем положение дел на Путоране.

— Продвижение — очень широкое понятие, всего не расскажешь. Но кое-чем я могу поделиться. С момента основания молодой Сибирской Республики нашей главной мечтой… главной задачей является выход к Северному Морскому пути. Эх, если бы нам удалось… Но долгие годы считалось, что Ермаковская излучина стала непроходимой… Мы должны вырваться из многолетнего континентального рабства, из удушающей нас транспортной блокады! Вы не представляете, как важны предоставленные вами сведения!

— Вы как-то быстро на нас вышли, — заметил Бен.

— А я знал о вашем прибытии. Я же уже говорил, что представляю могущественную организацию. Организацию, — с нажимом повторил Максим Евгеньевич, словно надеясь, что до Лиды и Бена дойдет сокровенный смысл. — Туруханск находится под нашим постоянным наблюдением, сегодня это стратегический пункт, наш крайний северный оплот на Енисее. Там у нас достаточно внимательных глаз и чутких ушей, никто не собирается оставлять этот край на такого человека как Кондитерский. Итак, несколько дней назад нам доложили, что в Туруханск с севера пришли странные гости, и не откуда-нибудь, а из самого Города. Поначалу я не мог поверить в правдивость донесения, уж больно все чудно и странно, но затем вспомнил рассказы несчастных людей Города…

— Из сумасшедшего дома?

— Вот именно. Все сходилось, и мы стали ждать, установили наблюдение за пристанью, за квартирой Никиты Трубина, за конторой папочки Жукова… Ну, куда вы еще могли пойти. Подключили местный Серый Дом. Утром поступил сигнал с Татышева, опергруппа выехала и нашла вас прямо на мосту.

— Вот, а ты говорил: «Нас не увидят!», — резонно заметила Лида.

— Между прочим, ваш приезд в Туруханск спровоцировал большой переполох. Мне сообщили, что Кондитерский долго не мог успокоиться…

— Конечно, — заметил Бен, — мы проехали мимо него, не заплатив. Наверное, такое нечасто случается.

— Доверенные люди сообщили под большим секретом, что, когда ваш отряд отбыл на мотозавозне на юг, атаман впал в такое смятение, что для успокоения граждан и себя, а также для защиты от всякой скверны взял в монастыре какую-то особо почитаемую хоругвь, погрузил в вертолет и облетел с ней весь Туруханск вместе с окрестностями.

Лида прыснула со смеху, Бен невнятно заурчал:

— Ношение хоругвей дело, конечно, хорошее и богоугодное, но против безголовых пришельцев совершенно бесполезное. Ему об этом никто не говорил?

— Не посмели. Что хоругвь… Он порывался и мощи Святого Василия Мангазейского затащить в вертолет, но тут уж настоятель, дай ему Бог здоровья, пресек эту глупость. Если кто в Туруханске и может в открытую пойти против атамана, то только он.

— Слава Богу, — посерьезнел Бен. — Я бы не хотел, чтобы из-за меня тревожили останки бедного замученного мальчика.

*****

— Можно… У меня одна просьба… — Лида густо покраснела. — Нельзя ли проехать так, чтобы посмотреть Красноярск? Вдруг я сюда больше не вернусь…

Пожилой водитель служебного микроавтобуса недовольно повернулся к девушке, и по его лицу можно было догадаться, что он сейчас старательно подбирает самые обидные из известных ему безматерных выражений, чтобы как следует отбрить зарвавшуюся девчонку. Но Максим Евгеньевич жестом остановил его. «Вдруг я сюда больше не вернусь…» — от этих простых слов сердце отозвалось мимолетной болью. Да… Несмотря на молодость, эта девушка привыкла терять: свой дом, родителей, Город, свое детство и юность… Научилась терять безвозвратно, и понимает, что все в этой жизни происходит конечное число раз.

— Сделай, как она просит, Андреич. Время еще есть.