Дорн у окна читал газету, с тем же самым заявлением Чемберлена для прессы, пощипывал отросшие усики.
«Развелось грамотных», — хмыкнул Коленчук.
— Приветствую вас, — мрачно бросил, располагаясь на табуретке возле кровати. — Вот я и пришел. Говорить будете?
Дорн отложил газету, глянул вопросительно:
— А дальше что? После разговора?
— Разговор последний. Итог зависит от того, что вы скажете, — Коленчук с удовлетворением заметил, что Дорн непроизвольно зябко повел плечами.
— Кто разрабатывал операцию с Дворником?
— СД, вы это знаете.
— Конкретно?
— Я получил задание от моего руководства в лице штандартенфюрера Лея, — Дорн внимательно следил, как прореагирует Коленчук на названное имя, но тот только сухо задал следующий вопрос:
— Цели задания?
— Склонить Дворника принять позицию рейха в вопросе о самоопределении судето-немецкого нацменьшинства. Вы это знаете. К чему вопросы?
— Убеждая Дворника, вы касались судеб и других нацменьшинств, проживающих в Чехословакии?
— Нет.
— А судьба Словакии, это ж родина Дворника, неужели она не волновала его и он сам, говоря с вами, не затрагивал эту тему?
— Дворник обычно уклонялся от прямых бесед со мной. Он вообще не был заинтересован в нашем тесном общении.
— Это можно понять, — удовлетворенно кивнул Коленчук. — Однако вы знали, что ответить ему, если бы такой вопрос возник по инициативе Дворника?
— Безусловно, — сказал Дорн, — но я рад, что мне не пришлось говорить с ним об этом. Я мог бы утратить завоеванное доверие — будь оно все-таки завоевано.
— Что так? — Коленчук искренне удивился.
Это удивление порадовало Дорна, значит, сейчас можно сделать в разговоре тот поворот, который он задумал.
— Боюсь, мой ответ вам тоже принесет некоторое огорчение, хотя он абсолютно правдив.
— Правда — как раз то, что может облегчить вашу участь, Дорн.
— Вам, как словацкому патриоту, наверное, небезразлично, что план «Грюн» предполагает не просто выделение Словакии в самостоятельное государство, но и отторжение от нее южных районов.
— Для передачи Венгрии? — насторожился Коленчук.
— Нет. В отделенном от Чехословакии Закарпатье будет создано новое государство — Карпатская Украина.
— Самостоятельное? — деланно усомнился Коленчук, у него дух захватило. — Но не слишком ли оно окажется мало, чтобы быть жизнеспособным?
— Вероятно, на предстоящей встрече, — Дорн кивнул на газеты, — будет решено, как обеспечить молодому государству жизнеспособность.
— Вы так полагаете? — еще более недоверчиво спросил Коленчук. — Или располагаете точными данными?
От ответа, понимал Коленчук, зависело, отдаст ОУН свои штыки Гитлеру или подождет пока…
— В моих руках однажды был план «Грюн». Вас интересует имя человека, который знакомил меня с ним?
— Безусловно.
— Штандартенфюрер СС Лей.
— Послушайте, Дорн, а ведь он небось располагал данными, когда образуется новое государство? Когда произойдет присоединение к Карпатской Украине обширных земель? Я же догадываюсь, речь идет о Советской Украине. А это — война с Москвой, и хотя война — отец всех вещей… А когда?
— Гераклит редко ошибался. Война породит новое государство, — Дорн усмехнулся, грозен Коленчук, а в принципе — профан. — Что же касается поведения глав великих держав, по-моему, его красноречиво характеризует нынешняя ситуация.
— Но Москва?
— А при чем тут Москва? Москва ищет мирных решений всех острых европейских проблем.
— А что дальше?
— Ну, уж это вы не у меня спрашивайте.
— Как Словакии сохранить свой юг? — Коленчук решил подойти к волнующему его вопросу еще раз, но с другой стороны.
— Вероятно, только одним путем: выступить за неделимую Чехословакию. Это, кажется, вас не устраивает? Остальное покажет время. Если не терпится, обратитесь к людям, от которых зависит изменение плана «Грюн».
— Значит, Словакия без юга?… — в душе Коленчук ликовал, только бы завтра у Гитлера не сорвалось!
— Других сведений у меня на этот счет нет.
«Если так поступят с Братиславой, — лихорадочно соображал Коленчук, — то с нами тем более. И вообще, выделяя Закарпатье, Гитлер, во-первых, получает плацдарм для нападения на большевистскую Украину, что нам и надо, во-вторых, место, где соберутся все украинские патриоты, — крепкий кулак против москалей. Мы поставим вермахту эдак дивизий шесть, может, больше. Неужели Гитлер не оценит? Неужели посмеет крутить-вертеть с теми, кто поможет ему пойти дальше? Отблагодарить должен…»
— Хорошо, — сказал Коленчук. — Я не прощаюсь, сегодня мы еще повидаемся.
— Когда вы, наконец, — остановил его Дорн, — выполните мою единственную просьбу?
— О прогулках? — Коленчук нахмурился, уж не пронюхал ли Дорн, что рядом с замком закрутился старый дружок? Впрочем, если Дорн побежит… Его попытка решит все трудные вопросы. Но Коленчук ответил уклончиво: — Мы подумаем…