Казалось бы, офицер СС, начальник концлагеря – по определению исчадие ада. Но Виктор Франкл рассказывает о человеке, который, будучи начальником лагеря, втайне помогал заключенным, в частности, покупал много лекарств для лагерной больницы. Когда пришли американцы, заключенные-евреи спрятали его и передали военным только после того, как получили гарантии его личной безопасности. Франкл говорит: «Человеческое – это сплав добра и зла. Рубеж, разделяющий добро и зло, проходит через все человеческое и достигает самых глубин человеческой души. Он различим даже в бездне концлагеря. Мы изучили человека так, как его, вероятно, не изучило ни одно предшествующее поколение. Так что же такое человек? Это существо, которое всегда решает, кто он»
[44].
«Человек – существо, которое всегда решает, кто он» – эти слова Франкла перекликаются с известным святоотеческим определением: «Человек – это животное, которое призвано стать Богом». Свобода наша велика и неотъемлема, и христианская надежда состоит в том, чтобы ни одного врага не исключать из сообщества живых, вопреки очевидности верить в то, что каждый человек способен к покаянию, к свободному выбору добра. Мы также можем свободно выбирать, как мы будем переживать страдания, причиненные врагом.
Мирослав Вольф рассказывает историю младенца Джихада. Его мать, хорватка-мусульманка, была учительницей литературы. Во время гражданской войны соседи и коллеги избивали ее и издевались над ней. Мальчишка, ее ученик, мочился ей в лицо, а взрослые мужчины хохотали и кричали: «Так тебе и надо, вонючая мусульманка!» Она осталась в живых, уехала, и, когда у нее родился сын, назвала его Джихадом, чтобы он с материнским молоком впитал память о ее страданиях, унижениях и боли. Нимало не оправдывая мучителей этой женщины, Вольф задумывается о судьбе ее сына. Если мать не сможет простить своих врагов, он будет обречен на ненависть. Не исключено, что он станет причиной таких же страданий другой женщины: «Жертвы зачастую не могут помешать ненависти пробудиться к жизни, но ради себя самих они могут и должны отказаться ее подпитывать, стремясь полностью искоренить ее в своей душе. Если сегодня жертвы не совершат покаяние, завтра они станут преступниками, которые, обманывая самих себя, попытаются оправдать свои злодеяния пережитыми страданиями»
[45].
Когда мы сталкиваемся со злом, причиняемым врагом, мы не можем не испытывать гнев, ярость, желание отомстить. Эти чувства законны и понятны. Другое дело, как быть с ними дальше. Если мы продолжаем питать их в сердце, они будут пожирать нас и разрушать мир вокруг. Если же мы, несмотря на всю остроту своего страдания, все-таки попытаемся выйти за их пределы, станет возможным увидеть в себе не невинную жертву, а человека, который тоже грешен (пусть не столь чудовищно, как враг), а потому нуждается в прощении. С другой стороны, и в своем враге мы можем увидеть человека, пусть и совершившего зло. Это двойное открытие собственной греховности и человечности врага совершается с трудом, но именно оно позволяет нам сделать выбор в пользу прощения.