В лицо брызнуло теплой кровью. Я аккуратно опустил убитого на пол, не забыв позаимствовать его автомат. Амазонки разделились. Вторая группа пошла дальше, а первая ворвалась в караулку.
Из всего наряда бодрствовал один старшина – начкар, клюя носом за столом. Он поднял на шум голову и поймал пулю между глаз. Мозги густо забрызгали стену за ним.
«Дикие кошки» с нечеловеческой быстротой стали рубить, резать и колоть спящих и просыпающихся. Один из солдат попробовал крикнуть, но отточенная сталь клинка рассекла ему шею, оставив задыхаться собственной кровью.
Лежащие в дальних углах попытались добраться до горки с оружием, но я не дал им сделать этого, валя всех, кого не достали воительницы. Кто-то из караульных хотел открыть окно, но, получив пулю в голову, осел на пол.
Через минуту в помещении из бойцов гарнизона остались лишь убитые и умирающие. Стало совсем тихо, только раздражающе поскрипывала в потоках сквозняка оконная рама, приоткрытая застреленным мной человеком.
Я почувствовал, как нестерпимо воняет немытым мужицким телом, порохом, кровью и смертью.
– Молодец, – отрывисто бросила Клавдия.
Глаза амазонки горели, она вся была в чужой крови.
– С тебя два цинка патронов к «макарову», – ответил я, перезаряжая оружие. – Куда дальше?
– Во дворе одноэтажное длинное здание. В нем вход в подземную тюрьму.
Мы спустились к воротам. Две пули свалили охранников. На всякий случай амазонки открыли калитку.
Прячась в тени, группа подошла к зданию. Часового снаружи не было. Я аккуратно потянул дверь. Она была закрыта.
Эту возню услышали с той стороны.
– Кто там? – раздался голос.
– Это я, Николай, – глухо ответил я, вспомнив имена, которые слышал от убитых дозорных.
– Пришел, молодожен? А чего от меня надо? – поинтересовался человек за дверью.
– Да вот старшина за бадягой послал…
– А что с голосом? – недоверчиво спросил мой невидимый собеседник.
– Михеич кирпичом попал, когда я возвращался. За кота принял. Губы распухли, едва шевелятся.
– Ебена ж мать, – поразился человек. – Подожди, открою.
Плотная, невысокая амазонка Маруся перехватила меч и решительно отодвинула меня.
Дверь открылась, и караульный мгновенно повис, насаженный на клинок, воткнутый под челюсть.
Я проскользнул мимо дергающегося трупа внутрь. Пара «кошек» последовала за мной. Но их участие не понадобилось. Четверку охранников, которые бражничали и резались в карты, я расстрелял прямо за столом.
Все прошло тихо, лишь один из них успел вскочить и броситься к лестнице. Для него вышло только хуже. Пуля вошла охраннику в бок, и тот рухнул без чувств. Ранение было несмертельным.
После того как он пришел в себя, его подвергли короткому, но очень болезненному допросу. Пара воительниц заломила несчастному руки, вторая жестко зафиксировала ноги, предварительно спустив портки. Тут в дело вступила милая девушка Дарья, которая никак не участвовала в разборках с моими ребятами и выглядела как воспитанная в твердых традициях домостроя скромная девочка из посадов.
Чтобы разговорить охранника, она стала ковыряться в его ране своим маленьким прелестным пальчиком и тыкать мужика острым кончиком ножа в анус, яйца и член.
Свои действия она сопровождала угрозами и ругательствами, от которых завяли даже мои, привычные к брани, уши. Допрашиваемый недолго сопротивлялся и рассказал все.
Подтвердились самые мрачные предположения. Под бывшей Приказной избой была целая разветвленная сеть ходов и глубоких бункеров с многочисленной охраной. Где конкретно держали владимирских, «язык» не знал. Соваться в хитросплетение подземных лабиринтов вчетвером было глупо. Образовался небольшой перерывчик.
Амазонка, которая пытала пленника, предложила мне помочь человеку.
Чтобы не тратить пулю, я перевернул мужика на живот, несильно пнул сапогом в ухо, задрал голову и чиркнул лезвием по горлу. Я мог просто сломать ему шею, но вспомнил всех убитых суздальцами в прошлую зиму. Именно так они кончали наших после пыток.
«Кошки» глубокомысленно проследили за мучительной агонией пленника.
Через несколько минут подтянулись остальные. Мечи и руки амазонок были в крови. Меня поразили их глаза – бешеные и одновременно отстраненно-пустые, в которых медленно таяла чужая смерть.
Семен и Кастет на ходу вставляли снаряженные магазины в оружие. По их возбужденным и довольным лицам было ясно, что стрельбы были крайне результативными.
– Ты развлекался? – поинтересовался Семен, указав на тело в луже крови со спущенными штанами и изрезанными ягодицами.
– Я лезбиян, – отшутился я. – Только горло.
– Однако, – заметил Семен, окидывая взглядом спутниц. – Вот теперь и подумаешь…
– А ты не думай, – посоветовала ему Дарья. – Что заслужили, то и получили.
– Семен, ты магазины пустые пока набей, – распорядился я. – Сам любитель красненькое пустить.
– Может, я жениться хотел? – усмехнулся Семен. – А вона они какие…
– Вот и будете сладкой парочкой – два живореза… – И тут же оборвал себя: – Все, мужики. Хорош травить.