Ближе к вечеру оставшиеся на свободе члены группы собрались на нежилой территории, в парке возле метро «Новые Черемушки». Возле «буханки» со смонтированной на крыше антенной биолокатора собралась разномастная свора автомобилей, в основном городских малолитражек и паркетных пародий на внедорожники.
Все притащили своих жен, детей, родственников, зная о судьбе, которая постигла семьи арестованных. Проблем с автомобилями не было, и на семью приходилось два-три транспортных средства по количеству водителей, в числе которых были и ребята лет по пятнадцать – шестнадцать. Машины навьючили скарбом под завязку. Все нужно, все жалко бросить.
В забитых барахлом салонах пищали дети, которых успокаивали на разный манер их бабки, матери и старшие сестры. Для отвлечения мелкоты включали освещение, готовили кашки-парашки, показывали всякие погремушки, танцы с бубнами, книжки с картинками. Но это было не самым худшим.
Кое-кто из подростков от скуки и нервов включал музыку или без нужды ревел мотором. Шалман был еще тот. Я опасался, что сборище привлечет внимание патруля.
Внутри закипала горячая злоба, требуя поотрывать головы беспрерывно плачущим детям и нахальным подрощенным отпрыскам моих «бойцов». Я с ужасом представлял, как это пестрое сборище будет двигаться, останавливаясь на каждом углу пописать, поблевать, детку покачать… Сколько машин с неопытными водителями при этом завязнет в снегу… И как далеко мы сможем убежать от столицы с ее краснопогонниками и спецназерами?
Было понятно, что единственное решение этой проблемы – драпать из города налегке, пересадив народ в кунги армейских вездеходов. Благо в нычках местных ментов осталось не только стрелковое оружие, но и новенькие «Уралы». – гибель местного милицейского подразделения давала моей группе некоторые шансы.
Но я не знал, как мне сказать им об этом, какие найти слова, чтобы убедить людей бросить все нажитое барахло и бесполезный на снежной целине асфальтовый транспорт.
Видя, в каком они состоянии, я и не пытался. Это было бесполезно. А быть посланным по известному адресу мне совершенно не хотелось. Естественно, для них во всем был виноват я. Такая уж была моя участь. Если все получалось хорошо, все считали, что все так должно было случиться. Если нет, значит, виноват дебил-начальник.
Тем более что детско-бабская, горластая, скопидомская, недалекая стихия захлестнула почти всех членов группы. Дядьки, оказавшись возле своих благоверных, потеряли способность мыслить здраво, снова став членами «ячеек общества», в которых верховодили женщины.
Я мог положиться только на четырех одиноких мужиков: на пару молодых ребят-студентов, вдовца Леню и закоренелого холостяка Андрея. Но, поскольку оружие было практически у всех, перевес сил был не на моей стороне.
В голове крутились какие-то обрывки мыслей, мозг настойчиво в фоновом режиме искал решение. Кроме того, меня очень интересовало, кто же нас сдал.
По конфискованным тайникам с оружием и провиантом определить предателя было точно нельзя. Захваченные члены группы могли выдать их местоположение. Классического вычисления шпиона по адресно-дозированной информации явно не получалось. Пеленгатор вовсю вертелся, сканируя эмоции людей, но их параметры не выходили за пределы нормы.
Из головы не шел разговор с вежливым человеком, который выловил меня по транку и десяток минут вводил в курс дела относительно изменений в структурах власти.
Полковник Лукьянов, как он представился, очень просил не совершать необдуманных поступков и предлагал добровольно пойти на службу новому общемосковскому правительству. Опираясь на сборный отряд спецназа, власть в столице захватила группа, именующая себя комитетом общественного спасения. Хотя правильней ее было бы именовать филиалом комитета государственной безопасности, поскольку большинство его членов были гэбэшниками.
Внутрисадовая республика в одну ночь пресекла милицейскую вольницу во всех секторах. Убитых было совсем немного, правоохранители разобрались по-свойски.
Этому способствовал невысокий моральный дух бомжей, которые бросили оружие, как только запахло жареным. Горе-вояк в полном составе перевели во вспомогательные подразделения, готовя кадры для лагерной охраны и оцеплений. В центре и без того хватало квалифицированного рядового состава.
Их начальников выборочно расстреляли, а основную массу офицеров бросили в Лубянскую внутреннюю тюрьму. После фильтрации и вербовки новообращенные должны были с понижением пополнить ряды милицейских центров.
Особое внимание полковник обратил на то, что пятнадцать человек из числа членов группы и родственников, включая мою дочь, находятся «в гостях на Лубянке», и комфортность их пребывания будет зависеть от моей сговорчивости.
Я взвешивал наши шансы и пытался предугадать развитие событий. Это было тоскливо, поскольку куда не кинь, все выходило криво. Варианты упирались или в большое зверство, или в смерть среди снегов.