Оказалось, что в моей комнате нет прямого выхода в свободный американский телефонный эфир. Пытаясь поговорить с друзьями из Нью-Йорка и Чикаго, я натыкался на непроходимую стену. Если же стена пробивалась, звонки прерывались в любой момент по усмотрению «телефонистов».
Меня повсюду сопровождала пара милых сотрудниц босса.
Спасение
Через три дня, встав в 5 часов утра и прихватив 25 центов, я пошел куда глаза глядят по американским дорогам в поисках телефона-автомата.
Пройдя несколько километров, в «глубинке» наткнулся на искомое. Я позвонил Биллу Струве и попросил меня украсть.
Не предупредив Уилсона, Билл приехал за мной на двух машинах с тройкой дюжих парней. Заранее собрав вещи, я прыгнул в машину, и мы укатили в Чикаго.
Добравшись до долгожданного свободного Чикаго, я поселился у Билла и Деборы Струве и с энтузиазмом начал работать в литографских мастерских.
Отныне контакты с моим неудавшимся тюремщиком осуществлялись исключительно через адвоката и Билла. Закончив работу, я отдал причитающиеся по контракту экземпляры Уилсону, и он, использовав мою литографию, напечатал плакат для чикагской Международной художественной выставки 1988 года.
Красивые зеленые трусы
Приехав в Америку сразу после аукциона, я обнаружил изображение своих работ и себя самого на страницах и обложках многих американских газет и журналов, включая «Нью-Йорк таймс».
Чикагский художественный истеблишмент был заинтригован редким заморским путешественником.
Меня стали приглашать.
Однажды в мастерские позвонил Билл и сказал, что известный чикагский коллекционер, у которого есть мои работы, приглашает нас на обед в мою честь.
Предупредив, что купание в бассейне является частью мероприятия, он заехал за мной на машине.
У меня не было плавок, и мы направились в универмаг «Блумингдейл» за покупкой.
Я выбрал очень красивые купальные зеленые трусы.
Гвоздь программы
Коллекционер нас радушно встретил.
Показал свое архитектурное сокровище, замечательное собрание картин и повел к великолепному голубому бассейну.
Вокруг были расставлены и сервированы столики к предстоящей трапезе.
Погода стояла прекрасная.
Прибывшие нарядные гости показались на редкость красивыми, умными и симпатичными.
Со мной все стремились пообщаться.
Одна дама сравнила мой переезд из коммунистического СССР в капиталистическую Америку со своим переселением из Лос-Анджелеса в Чикаго, другая поинтересовалась, стоит ли до сих пор Берлинская стена на Красной площади и как я к этому отношусь.
Еда была исключительно хороша. Официанты в белых смокингах бесшумно мелькали между столами.
Я чувствовал себя гвоздем программы.
Что означает быть художником в России
Наступило время искупаться.
Я направился в раздевалку и надел обновку.
Бассейн был спортивного типа, и над прозрачной водой возвышался трамплин.
Я решил нырнуть.
Поднявшись на трамплин, я заметил, что взоры всех присутствующих устремились к загадочному пришельцу, то есть ко мне.
Вспомнив спортивное детство, я подпрыгнул и красивой рыбкой под сорок пять градусов стремительно полетел в воду.
Оказавшись в воде, я чуть не умер от разрыва сердца: подлые трусы, у которых я не завязал потайной шнурок, также стремительно полетели в противоположную моему движению сторону.
Заново родившись из пены морской, я усилием воли взял себя в руки. Сверкая задницей и стараясь не выдавать смущения: мол, все в порядке, я наконец выловил успевшие далеко уплыть плавки и кое-как облачился в них.
Ни живой ни мертвый, я вернулся к гостям.
К моему изумлению, моя популярность сильно возросла.
Гости, особенно женского пола, буквально не отходили от меня, наперебой задавая вопросы.
Например, что означает быть художником в России?
Чувство вины
В России я вечно должен был испытывать чувство вины.
За то, что родился евреем. За то, что одевался иначе, чем другие. Читал «не те» книги. Никогда не говорил «мы». Хотел ездить по свету.
За то, что, став художником, занимался «неправильным» искусством.
В Америке оказалось, что я ни в чем не виноват.
Сигареты с похожим названием
В Нью-Йорке я поселился на первых порах в мастерской моего друга в Сохо, на Бродвее.
О нью-йоркских галереях я ровным счетом ничего не знал.
Вскоре мне позвонили из нью-йоркского отделения Sotheby’s и сообщили, что один коллекционер хочет со мной познакомиться. Прилетев на частном самолете из своей загородной резиденции, он пришел в студию.
Представившись, коллекционер сказал, что хотел бы мне помочь найти галерею, назвав, как я теперь знаю, несколько лучших в городе.
Я среагировал на Marlborough, так как курил в это время сигареты с похожим названием.
Золотой ключик
Через пару дней меня познакомили с директором галереи Мальборо в Нью-Йорке Пьером Левэем.
Я показал ему свои работы, и мы договорились сотрудничать.
Проходило время, мне никто не предлагал оформить наши отношения. На свои звонки я получал уклончивые неопределенные ответы, и, было, решил не вспоминать про это.