— Да подождите вы, я сейчас вернусь, — кричал он, с вытаращенными на лоб глазами.
— Нет, всего одну минуту подожди.
— Я уже три дня тебя жду…
— Отпустите меня…, - кричал Косум, потом вдруг обмяк, стал в странной позе. — Все… теперь говорите, что надо.
Неожиданно прошел странный запах, все расступились — защитного цвета штаны Косума почернели от выделения, из сапог текла желтая жижица. Долго еще смеялись в округе, не знали, что Арачаев привез из города холеру.
Поползла страшная эпидемия по горам, унесла много жизней. В одном маленьком горном селении Дзу-Хоте от холеры умерло 19 человек. У Арачаевых переболели трое: Косум, Цанка, Ески. К счастью родственников, никто не умер. Баки-Хаджи говорил, что все это произошло благодаря его молитвам и помощи Бога. Однако не последнюю роль сыграл достаток в домах Арачаевых и главное — целебный мед муллы.
Цанка вышел в первый раз на воздух только в конце мая. Стояла прекрасная погода. В доме никого не было, все ушли в поле на прополку кукурузы. Дихант отсутствовала более двух месяцев. Услышав о холере в горах, братья увезли ее домой.
Стоял во дворе Цанка, любовался миром. Все было по-новому — свежим, красивым, чистым. В небе беззаботно летали ласточки, кругом чирикали воробьи, передразнивая друг друга изощрялись в пении щеглы. Весь мир озеленел, дышал пьянящим ароматом цветущей акации. На склонах гор, как ранняя седина, белели кроны лесных кштанов. Купаясь в утренних, весенних лучах солнца над Вашандарайской долиной, грациозно парил одинокий орел. В тени плетенного забора в молодой травке, зажмурив глаза, дремал молодой, черненький буйволенок… Цанка стоял во дворе, не мог налюбоваться, надышаться упоением жизни, здоровья, свободы.
По новому воспринимался мир, его проблемы и суета. Оказывается, сколько в мире лишнего, низкого, недостойного. Только побыв на грани жизни и смерти — начинаешь понимать окружающую действительность в реальном соизмерении, в натуральном виде, без неосознанного азарта, самообмана, самомнения и чужого внушения. Как бы на чистом берегу оказывается человек после пережитых страданий, а перед ним кипит, бурлит, пенится мутный поток реки жизни. И нет, чтобы постоять так на берегу, подумать, поосмыслить, — нет, под воздействием многих обстоятельств человек вынужден ступить в эту мутную воду — хотя бы напиться, а потом появляется навязчивый вкус, зависть, азарт, затменение разума — и понеслась бурная река жизни дальше, до следующей личной катастрофы, — может быть последней… И все равно человек неудержим — стихия манит его; риск, вера в удачу, вечно меняющийся интерес толкают его к дерзновениям и авантюрам… Такова природа — это жизнь…
Повалялся Цанка дома еще неделю, послонялся в безделье по селу, по друзьям — не выдержал, пошел в поле — удивился, более половины пахотных земель не засеяны, поросли бурьяном, сеять было нечем, не было зерна у людей.
Вскоре приехала Дихант. И раньше она мало уделяла внимания хозяйству, а теперь, беременная, и вовсе не выходила из дому, отлеживалась в прохладе саманного дома.
Полностью разладилась жизнь в семье Цанка. После скандала, связанного с Кесирт, тень отчуждения прочно легла между супругами. И до этого они жили не складно, а теперь и вовсе ходили как чужие. Несколько раз порывалась Дихант уйти от мужа, остаться дома, однако суровый отец накричал на ее мать так, чтобы слышала дочь:
— Не нужны мне жеро в доме, тем более с чужими детьми… Пусть живет и ладит… Ты ее избаловала, свинья, пусть хоть поленья о голову бьет, а обратно дороги нет… Знаю я ее ленность, ее характер, — как твой, сволочной… Просто нет больше в мире таких дураков, как я…
После этого ничего не оставалось Дихант, как возвращаться в убогий, не обустроенный дом мужа.
Цанка тоже страдал. Не успел выздороветь, как стал ходить в поле, в лес. Вначале — так, для прогулки в одиночестве, а потом, чуть окрепнув, вместе со всеми взялся за покос.
Каждое утро шел он в поле, доходил до родника — и жалобно сердце ныло — хотел повернуть налево, пойти вверх к мельнице, увидеть Кесирт, поговорить с ней, обнять… Однако тяжело вздыхал, шел вяло дальше.
Как обычно, в начале июня похолодало, пошли обильные дожди. В один из таких дождливых дней в Дзу-Хоте вновь нагрянула комиссия. Проверяли деятельность школы, атеистического кружка, комитета бедноты, потом направились к мельнице. До этого Бог миловал одиноких женщин, не доходили до них красные щупальца. Однако настала и их очередь.
С женщинами общались деликатно, без грубости и хамства, видимо, знали их роль в этом хозяйстве. Перед уходом сказали, чтобы Хаза и ее дочь искали другое место жительства, так как мельница будет ликвидирована. Плакала старуха, говорила, что мельница давно не работает, что нет в округе зерна, и что жить им больше негде.