Альбина попыталась представить свою бедную маму, которой следователь суровым тоном скажет примерно такое:
Ваша дочь подозревается в убийстве своей бывшей подруги Елены Казачковой, которая ее шантажировала. Нам все известно, но мы бы хотели послушать, что вы можете рассказать о том, что произошло двадцать лет назад, когда они обе были здесь.
Альбина, конечно, точно не знала, на какие уловки пускается следователь, чтобы добыть необходимые доказательства, но представляла себе, что он должен сказать что-то вроде этого. И ее мать, конечно же, растеряется, начнет рыдать и все расскажет, постоянно вставляя, что она так и думала, что все кончится плохо, что она предупреждала, она умоляла, и все в таком духе. Что ж, она никогда не была борцом. Альбина часто думала, что если бы для того, чтобы помочь ей, матери нужно было бы всего лишь перейти на другую сторону улицы, она бы и не подумала это сделать, а сидела бы и плакала. Не потому, что не любила Альбину, конечно же, она ее очень любила, просто она была такой человек. Всю ее жизнь ей не нужно было ни принимать решения, ни действовать. У нее был муж, который обеспечивал ее всем, не предъявляя почти никаких претензий. Она следила, чтобы он всегда ходил в чистом, готовила его любимые блюда, всегда было добродушно настроена, охотно слушала его, восхищаясь и возмущаясь в нужных местах, когда он рассказывал ей о своих делах. Вот и все. Они оба были простые люди, она, правда, из интеллигентной семьи, он из рабочей. А если бы ему вдруг пришло в голову изменить ей или бросить ее, на страже ее интересов всегда стояли партком, горком, профком, и еще бог знает, какие «комы». Но до этого, слава богу, не доходило. Владимиру Ивановичу и в голову не приходили такие мысли, да и некогда было на такой-то работе.
Да, уж, думала Альбина с горечью, на маму рассчитывать не приходится. Она меня сдаст, да еще задаром. Всего лишь по простоте душевной. Ну, что ж, тем хуже для меня.
Шансов выбраться из этой истории благополучно у нее не было. В этом она отдавала себе отчет. Поэтому ей хотелось только одного – чтобы все поскорее кончилось. Пусть следователь скажет ей, что собраны все доказательства, и тогда она покончит с собой. Конечно, этим она решит только свою проблему, но обо всем остальном она уже не узнает. Она, наконец, обретет покой.
Сидя в кухне, она неотрывно смотрела во двор, ожидая, когда увидит Константина Сергеевича, спешащего к ним домой. И однажды она действительно увидела его, направляющегося к ним. Только он не спешил, а шел медленно, сутулившись, как будто ему самому было тяжело. Она, как зачарованная, следила за тем, как он шел. Вот ему осталось двадцать метров, десять, вот он вошел в подъезд, так, теперь лифт, теперь он подошел к двери. Почему же он не звонит? Все окружающее перестало быть реальным. Как во сне, Альбина встала, подошла к двери, открыла. Он стоял там. Она, молча, впустила его в квартиру, он так же молча, вошел. Альбина пошла в гостиную, рукой показала ему на кресло, не в силах произнести хоть одно слово. Потом села напротив него, сложив руки на коленях. И стала ждать. Он еще минуту помолчал, а потом прозвучал вопрос, мгновенно вернувший ее к реальности:
– Альбина Владимировна, Сашенька ведь не ваш сын? Его родила ваша подруга Елена Казачкова?
***
Олег разрывался между долгом и желанием еще раз увидеть Леру. С утра он получил израильскую визу, но пред тем, как ехать за билетом, решил позвонить Лере, понадеявшись на судьбу. Пусть она решает. Если Лера захочет с ним попрощаться, он возьмет билет на завтра. В конце концов, один день ничего не решает, оправдывался он, хотя в душе ругал себя и очень боялся, что именно этот один день может стать роковым для отца.
Набирая ее номер, он и сам не знал, на что больше надеялся. Что она не ответит? Что скажет «нет», или, что придет. Она ответила. Он рассказал ей о звонке матери, о полученной визе и решительно сказал:
– Я должен уезжать, но, если ты согласна со мной увидеться, я отложу отъезд.
Но она молчала. За ночь она многое передумала. Вечером, прейдя домой и как всегда поцеловав мужа и дочек, она как бы опять вернулась в семью и ужаснулась тому, что сделала. Как она могла обмануть своего доброго Гарика? Вот он сидит, как всегда нежно улыбается ей, и девочки обнимают ее, смотрят на нее как на идеальную мать и жену, а она порочная женщина. Как она вообще могла решиться поехать с чужим мужчиной черт знает куда, на какую-то дачу? Ведь она же его почти не знает. Он мог оказаться убийцей, садистом, а там вокруг на километры никого нет. Как она могла так рисковать?