Прошлое с нами (Книга первая)

Перед монастырской стеной встретился лейтенант Луценко. Политрук умолк и повернул к контрольно-пропускному пункту.

— Ваш замполит? — спросил Луценко.— Как служба? Я рассказал о боевой тревоге. Не выставил наблюдателей. Состоялся неприятный разговор с командиром батареи.

— В первой батарее дела лучше. Огневики пока не доставляют мне неприятностей. Только сейчас из штаба. Закончил знакомство с инструкцией... Скоро война? — Луценко взглянул на часы.— Через десять минут на рекогносцировку...— Звякнув шпорами, он удалился по тропе на коновязь.

После обеда я проверил состояние боеприпасов. Чистка снарядов производилась неоднократно, и всякий раз в утренние часы. Удалить с помощью ветоши загустевшую за ночь смазку в междупоясковом пространстве и в кольцевых выточках снарядов, кажется, никто и не пытался. Очищались только центрующее утолщение и цилиндрическая часть, куда доступ открыт.

В соответствии с техническими правилами заводская смазка удаляется только тогда, когда снаряды подготовлены к окончательному снаряжению в складских условиях либо непосредственно перед стрельбой на огневых позициях. Хранение в парке артиллерийских боеприпасов, подготовленных к выстрелу, не допускается. Если же происшествие рассматривать применительно к положению 3-й батареи, то командир орудия обязан проверять состояние боеприпасов одновременно с материальной частью орудия и средствами тяги ежедневно, командир огневого взвода — один раз в два-три дня, на выбор несколько - ящиков из десяти.

Пятьдесят артиллеристов в течение трех часов скоблили, чистили, терли, удаляя со снарядов остатки коричневой смазки. К закату солнца работы закончились. Длинная лента ящиков, извиваясь серпантином, пролегла от орудий мимо тягачей к ограждению парка.

Начался осмотр. Два орудийных номера снимали переплеты укупорки в ящиках, следом два других, приподняв снаряд, поворачивали с боку на бок. Точеная поверхность отдавала тусклым зеркальным блеском. Гаранин внимательно обследовал каждый снаряд.

Объявлен перерыв. Я просил Гаранина вызвать орудийного номера, за проступок которого сегодня огневые взводы лишились послеобеденного отдыха.

— Стоит ли,— ответил Гаранин.— Вначале я проведу с ним коллективную беседу. Этот товарищ уже зарекомендовал себя не лучшим образом. За ним числится несколько подобных поступков.

Коллективную беседу? Но ведь он один...

— Гм...— Гаранин поднял глаза,— разговор состоится в присутствии огневых взводов... С одной стороны — орудийные расчеты, с другой... он... если вы не против...

Гаранин построил в каре всех, кто принимал участие в чистке. Посередине соорудили из ящиков пирамиду. Наверху с открытыми наполовину стенками установлен тот, что попал на глаза командиру батареи. Рядом занял место «товарищ». Ему вменялось в вину недопустимое отношение к оружию и личным вещам, которыми он пользовался, |и вообще ко всему тому, что на солдатском языке называлось службой. Провинившийся орудийный номер на вопросы командира 2-го огневого взвода отвечал уклончиво, ссылался на забывчивость, непонимание и еще на какие-то причины, но скоро умолк, смущенный под взглядами полусотни глаз. Пауза тянулась и тянулась, и все вдруг поняли действительную подоплеку в поведении нарушителя дисциплины — он слаб, распущен и не в состоянии принудить вести себя так, как полагалось воину. И от того, что причина открылась неожиданно, как бы сама собой, всем стало неловко.

Гаранин отошел в смущении, подал команду «Смирно!» и сказал: «Личный состав огневых взводов собран здесь, в парке, для того, чтобы предостеречь вас...— он назвал фамилию орудийного номера,— от поступков, порочащих артиллеристов. Они и я, командир 2-го огневого взвода, предоставим поддержку вам во всем, за исключением того, что обязан военнослужащий делать лично. Возьмитесь за ум... «нужно исправляться», как выражается наш политрук, и не откладывайте неочищенный снаряд в долгий ящик. С вами все! Становитесь в строй! Огневые взводы!.. Внимание... приступить к погрузке боеприпасов в тягачи... разойдись!

К назначенному сроку я пришел в батарейную канцелярию, уверенный в том, что лейтенант Величко будет удовлетворен. Огневые взводы закончили подготовку боеприпасов к стрельбе, выявлен факт невыполнения приказаний со стороны сержанта и рядовых.

В комнате было достаточно света, но в люстре уже горели свечи. Командир батареи поднялся, отодвинул бумаги, лежавшие на столе, и стал слушать с непроницаемым видом доклад о работе, проделанной за день.

— Меня не занимают ни ящичный, ни командир... какого, вы говорите?.. четвертого орудия,— начал лейтенант Величко, когда я упомянул «коллективную беседу».— Представьте себе схему элементов боевого порядка батареи. Каре огневых взводов. Ваши орудия. Все это очень далеко от моей ячейки на НП... Я имею дело со старшим на батарее и не хочу знать никаких фамилий, кроме вашей. Вы понимаете? Орудийный номер может быть ленивым... страдать всеми пороками недобросовестной личности... Ваша обязанность исправить, сделать его честным воином. Каким образом? Думаю, вам это известно...