Прошлое с нами (Книга первая)

Хронометрист включил секундомер. Я начал пристрелку. Первый снаряд, за ним второй, третий — все дали отклонения. Механика имитации условий моей задачи не действовала, и руководитель стрельбы обозначал разрывы с помощью указки. После введения корректур снаряды стали ложиться ближе, в цепях. Пехота залегла. Капитан Корзинин подал команду «Стой!». Я отступил в сторону от буссоли. Записывающий и хронометрист начали перечислять ошибки и замечания: в конце пристрелки я принял сомнительный перелет за определенный плюс и на этом основании счел дальний предел вилки обеспеченным. Затем был зафиксирован перерасход времени при расчете корректур в ходе стрельбы на поражение.

Капитан Корзинин просмотрел мои записи, задал дополнительные вопросы.

— Задача выполнена на «хорошо». Расскажите, как дела?

Оказалось, командир дивизиона знает о том, что я ездил на Перикле, о замечаниях, сделанных командиром батареи в течение двух последних дней.

— Строевой командир должен в совершенстве знать боевые уставы, правила стрельбы. Необходимо, чтобы знания, полученные в училище, находили практическое отражение в поведении командиров орудий, орудийных номеров, в содержании материальной части, боеприпасов, средств тяги, во всем, что делается на огневых позициях на всех стадиях подготовки орудий и во время ведения огня. Командир третьей батареи, как несет службу лейтенант?..— командир дивизиона назвал мою фамилию.

Лейтенант Величко упомянул мои проступки и выразил мнение, что старший на батарее в ближайшее время займет на огневых позициях предусмотренное ему уставом место. Он, лейтенант Величко, заверяет командира дивизиона, что сделает для этого все необходимое.

— Слушайтесь советов командира батареи,— снова обратился ко мне капитан Корзинин.— Он добросовестный и способный командир.

— Благодарю вас,— поднялся смущенный похвалой Величко.

— Садитесь,— капитан Корзинин улыбнулся в ответ и назвал другую фамилию стреляющего. Запись очередной «стрельбы» поручалась Позднякову. Лейтенант Величко принял секундомер. Для меня зачеты на этом закончились.

«Лукреций не был центурионом...»

Вслушиваясь в разговоры, я стал замечать своеобразие лексикона орудийных номеров. Немецкий самолет-разведчик, перелетевший границу, к примеру, они не называли ни самолетом, ни разведчиком. Имя ему — «он». Выдерживалась пауза. «Он» сделал разворот, «он» снизился либо скрылся за горизонтом.

— Гляди... на его стороне какие тучи,— говорил на коновязи один дневальный другому. Оба— орудийные номера 3-й батареи.

Я только вернулся с обеда. Один дневальный увел Перикла. Я спросил другого, о чем шла беседа.

— Жарко, а там дождь... Я загляделся и сказал — ...на его стороне...

За Бугом темно-дымчатая тяжелая туча упругими боками загромождала всю северо-западную часть неба. Дневальный говорит «на его стороне», на немецкой... Почему? Там польская земля, занятая немецкими войсками. Дневальный ведь знает о том, что произошло в позапрошлом году с Польшей?

Мой собеседник смутился.

— Там... немец,— уклончиво ответил он.

Дневальный представляет себе конфигурацию государственной границы. Что же все-таки подразумевается под выражением «на его стороне»?

— Не знаю... так говорят... Кто именно?

— Все... Где?

— В курилке... на перерывах...

Доносятся отдельные раскаты грома. Ползут через границу тучи, сгущаются над Владимиром-Волынским. Вот-вот дождь начнется. Невесть откуда налетел ветер, и рассеялись в лазурной синеве на востоке тучи, не проронив ни капли. Снова зной. Перед вечером хлынул, наконец, ливень.

Орудийные номера, не успевающие в физической подготовке, в свободное время занимались тренировкой под руководством старшего сержанта Проценко, бросились шумной толпой в казарму.

В помещении дежурного по дивизиону, куда меня загнал дождь, полно людей. Курят, толкуют о службе. На завтра назначена рекогносцировка государственной границы. Вошел лейтенант Величко.

— Вы свободны? Командир дивизиона приказал поговорить с вами. Я сам ждал случая... пойдемте.

В стенах монастыря духота, явно ощутимая для вошедшего с улицы. Лейтенант Величко с порога направился к окну, распахнул оконные створки.

— Освежить немного келью... Вы промокли... переодевайтесь. Есть во что?

Помимо обмундирования на плечах с собой я имел только комплект летнего белья. Его оказалось довольно. После замены белья мокрая гимнастерка не стесняла движений.

— Ближе к окну садитесь,— предложил лейтенант Величко,— к отбою одежда подсохнет... Товарищ лейтенант, в бытность курсантом вам приходилось выполнять обязанности командира? Помните впечатление, когда вам объявляется выговор за недисциплинированность подчиненных вам лиц?

Да, я чувствовал себя приблизительно так, как человек, который не сдержал слово, уличенный при всех в низкой, предосудительной слабости.