Читаем Прошлое с нами (Книга первая) полностью

— Скажите, почему старательный воин не распространяется о своем достоинстве? И почему ленивые люди твердят об этом? Добросовестная служба не нуждается в публичных признаниях, ее видит всякий... Праздный человек, эгоист, безразличный к другим, всегда занят одной мыслью: как обмануть окружающих, скрыть свое безделье. Самый верный способ... фраза... Вот он и ссылается на достоинство. Но это ложь... ущемленное достоинство есть всего лишь повод, притянутый за уши, чтобы отвести в сторону обвинения... Во-первых, начальник позволяет себе грубости, повинен сам в злоупотреблении предоставленными ему правами и, следовательно, нарушает закон дисциплины. Во-вторых, с обиженного у нас меньше спроса... Видите, как легко переложить ответственность с больной головы на здоровую?..

Позабыв правила субординации, я спросил:

— Неужели нельзя вывести хитреца на чистую воду? Лейтенант Величко помолчал:

— Вы не понимаете... Разумеется, можно, но жизнь непрерывно течет, не останавливается перед клеветой... течет дальше... пока длится разбирательство, если, конечно, оно вызовет интерес, правый должен носить ярлык виновного... предубеждение пускает корни... попробуйте спорить с молвой, доказывайте... а негодяй окружен все это время сочувствием... И потом... неловко ведь тем, кто порицал, признать собственную оплошность, и они нередко мирятся с подлостью, делают вид, что ничего не произошло. Вас скомпрометировали? Пустяки. Руководство лично против вас ничего не имеет. Наказать клеветника? А за что? Он ведь тоже человек... ошибся и т. п.

Командир батареи говорил, как по телефону, выдерживая паузы, будто его слова передавались на огневые позиции. Некоторые его суждения представлялись малопонятными и необоснованными, но возражать я не решался.

— Что же означает, по-вашему, воинское достоинство? — лейтенант Величко ждал ответа.

За время службы в училище я не раз слышал разговоры на эту тему среди курсантов. Причиной их чаще всего служила дисциплинарная практика младших командиров — строгость мер и тон обращения. Наш взводный арбитр, лейтенант Патаман, с присущей ему решимостью легко примирял враждующие -стороны и, по своему обыкновению, исходил из того, что устав обязывает всех беспрекословно блюсти дисциплину, предписанную курсанту. Но ввиду того что повод к взысканию подавал подчиненный, вина ложилась на него. Лейтенант Патаман считал предосудительным поощрять чрезмерную амбицию лиц, неспособных вести себя подобающим для будущего командира-артиллериста образом. Что же вкладывалось в понятие воинского достоинства? Продуманного ответа у меня не было. Лейтенант Величко не стал дожидаться.

— Достоинство... есть не что иное, как печать, оставленная в сознании воина усилиями, которые принесены по чистой совести в доказательство солдатской верности присяге... и, поскольку служба не возмещена... в памяти живет и не стирается с течением времени... бередит душу... напоминание о том, что нет иного пути, кроме того, которым шел воин. И нет иной меры его поступкам...— лейтенант Величко умолк, глядя перед собой с выражением человека, охваченного сомнением — стоит ли открывать душу малознакомому человеку.— Я участвовал в финской войне в должности старшего на батарее... У меня за четырнадцать лет службы сложились твердые убеждения о долге и дисциплине, о собственной личности и о других людях. Я не могу позволять себе поступки, противоречащие требованию воинских уставов... а равно оставлять без внимания таковые со стороны лиц, за службу которых несу ответственность. Не могу, даже если бы хотел. Это было бы отступничество... шаг, равнозначный отказу от правил, которым я следовал как военнослужащий, во имя которых рисковал головой на фронте и служу нынче.— Лейтенанта Величко явно беспокоит отсутствие опыта у его ближайшего помощника,— всякая сделка артиллерийского командира с нарушением дисциплины доказывала, что он не понимает службу либо лишен волевых качеств, необходимых для выполнения обязанностей старшего на батарее. Воин, не подготовленный, скажем, в строевом отношении, не способен обслуживать орудие. Снижается боеспособность всего орудийного расчета в целом. Вы понимаете почему?

— По-видимому, замедляется темп работы орудийных расчетов при ведении огня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное