Прошлое с нами (Книга вторая)

У многих читателей складывается обо всем этом плоское, одномерное представление. Ни в душе, ни в мыслях не остается следов. Люди послевоенного поколения воспринимают войну «о стороны и не способны понять даже то немногое, о чем говорится в книгах или в кинофильмах, если не находят сравнений с явлениями повседневной жизни. Они не чувствуют ужас орудийного номера, переживаемый всякий раз с одинаковой силой, когда опускается с леденящим воем снаряд. Им неведомо свойство человеческой натуры, создающее у многих людей впечатление, будто пикирующий «юнкерс» непременно попадет в щель, что грохот разрывов поражает не только слух, но все человеческое существо, что надрывный крик раненого исходит не от кого-то, а из его собственной груди, и что осколок, вонзившийся в тело, вызывает непередаваемую никакими сравнениями невообразимую боль... Они не имеют ни малейшего представления о самоотрешенности воина, бегущего в атаку, и не знают, что такое паника. Им неизвестно духовное и физическое состояние во время обстрела и течение мыслей того, кто подвергается десяти бомбежкам за день. Они не знают безмерной власти воинской дисциплины, побуждающей военного человека жертвовать жизнью. Они не испытали страх — не житейский, нет, не то пугливое чувство, заставляющее отпрянуть, заслониться руками. Нет! Речь идет о психике воина, мужественного человека, о состоянии души, которое вызвано присутствием смерти, когда она изо дня в день, из месяца в месяц хозяйничает на одном с ним пространстве и уносит по своему непостижимому выбору близких ему людей, то одного, то другого.

Для солдата сама собой разумеется та истина, что обслуживание оружия, стрельба и все в совокупности, что делает на позициях и наблюдательных пунктах артиллерист или пехотинец в траншее, не имеет ничего общего с производственной деятельностью людей. Солдат повинуется присяге, иными словами, делает дело, которое требует полного подчинения личности понятию долга, он действует в условиях, лишенных какой-либо меры и ритма. Состояние покоя внезапно сменяется колоссальным напряжением. Прилив духа возносит его в заоблачную высь, в одно мгновение он испытывает столько, сколько иные люди за всю свою жизнь.

Особый характер сохраняют отношения к службе, к товарищам и старшим. Все несет на себе печать общности, которая сближает людей перед лицом смерти.

Каждый день — испытания, но воин не получал возмещения ресурсов — физических и духовных — сообразно с тем, как их расходовал. И в то же время требования повышались на унылом, безрадостном фоне.

Когда орудийный номер занимал свое место, в поисках опоры он обращался к собственному самосознанию. Те, кто обладал силой духа, никогда не расставались с надеждой на лучшее будущее и в этом находили поддержку.

Вот почему обязанности орудийных номеров, невесть какие сложные, в атмосфере тех дней ложились жерновным камнем на плечи. Но в большинстве своем они добросовестно делали свое дело, отодвинув прочь все личное. В моей душе и — я уверен — у всех, кто участвовал в боях тех дней, никогда не изгладится чувство признательности к нашим товарищам, начальникам и подчиненным. Они проявляли величайшую выдержку и терпение — качества, всегда свойственные русскому воину, они жертвовали жизнью во имя правого дела.

«Что ж... обыкновенные люди, — скажут читатели, — подчинялись требованиям времени и выполняли то, что приказано... поется же в песне... «когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой».

Нет... это лживая песня. В природе обыкновенных людей вообще не существует. Каждый живет своими чувствами, мыслями, своей судьбой. В особенности — на поле боя.

Воин нес службу, отдавал все свои силы общему делу. В такой же мере, как дисциплина, орудийных номеров 6-й батареи связывало сознание того, что они шли стопами отцов, сохраняя солдатскую верность слову присяги. Они пели их песни, шагали в ритме их маршей, говорили их речью и превыше всего на свете чтили их идеалы.

Воины 6-й батареи считали себя преемниками того мира, который существовал тысячу лет и был обновлен преобразующим дыханием революции, трудом и кровью предшествующих поколений, и не желали быть никем иным.

Воины 6-й батареи не позволяли себе упреждающих жестов и не выказывали намерений относить себя к сонму героев. Героизм — явление, свойственное войне. Герой-топограф был одним из их числа. Они знали о его подвиге и знали, что далеко не каждый несет в груди его бестрепетное сердце — сердце человека, который отдал жизнь, повинуясь зову чистой солдатской совести.

Воины тех дней совершали великие подвиги, они закрыли грудью не амбразуры, но всю ширь земную и гибли в безвестии во имя грядущих побед.

Окружение

В темноте пылают машины. Тянет гарью. Чьи-то орудия ведут огонь. Со всех сторон полыхают зарева.