Прошлое с нами (Книга вторая)

Я повернул назад, в канаву. Зотин успел остановить Обушного, Андреева и Меликова. Где замыкающая пара?

— Что там? Почему вернулись? — они были взволнованы до крайности...

За огородами — открытый луг. Придется... на виду. Возобновить маскировку... двигаться вплотную, голова — пятки... не оглядываться!

Я занял у плетня позицию, простреливались вдоль улица и огороды, и стал ждать Хайкина и Кузнецова.

Возле головной машины, кутаясь в плащ-палатки, сошлись три солдата, подошел четвертый. Через минуту он залез в кузов и скрылся под тентом. Позади в стороне лощины тихо.

Вдруг залаяла собака во дворе. Возле хаты никого не было, но она металась на цепи, оглашая двор злобным лаем.

Два солдата отошли от машины. Лай не утихал. Немцы повернули лица в мою сторону. Кажется, заметили. Так и есть! Солдаты направились к хате. Они обнаружат меня, если войдут во двор... тогда я стреляю!

Сухопарый высокий немец с унтер-офицерской нашивкой на рукаве говорил что-то своему товарищу, жестом указывал на хату. У ворот он остановился и, вскинув автомат, дал очередь. Пули ударили по двору, лай оборвался. В страхе я ждал ответной очереди, но мои товарищи ползли за дырявой изгородью, не оглядываясь.

Прошла целая вечность. На лугу перемещалась спина замыкающего. Цепочка торопливо вползла в заросли. Наконец-то!

Меня неудержимо тянуло вон. Куда запропастились Кузнецов с Хайкиным? Терпение мое было на исходе.

Глядя на стрелку, будто примерзшую к циферблату, я лежал. Наконец, они появились, Кузнецов и Хайкин. Бледные, лица в поту. Хайкин, не имевший пластунских навыков, полз на четвереньках, дергая раз за разом позади на расстегнутом ремне винтовку.

— Зачем вы стреляли? — сплюнув пот, со злостью спрашивал Кузнецов. — Ну и влипли же мы с вашими идиотскими бреднями. Куда дальше? Быстрей... позади немцы... вышли из лощины.

Близкая опасность одинаково действовала на обоих. Меня раздражали нелепые вопросы и медлительность. Не было никакого желания вдаваться в объяснения. Я бросил им охапку бурьяна и указал направление.

Кузнецов полз впереди, Хайкин следом. Через каждые два-три шага то один, то другой норовят подняться, привстать на колени.

Вот-вот уже ряды пожелтевшей кукурузы. До угла изгороди оставалось с десяток шагов, когда позади простучала близкая очередь. За ней вторая, третья. Немцы выскакивают из-под тентов, стуча оружием, занимают оборону. Взвилась ракета.

Из лощины выходили автоматчики. Пять, за ними еще семь. Передний, без плащ-палатки, без головного убора, шагал, слегка пошатываясь, и строчил, почти не переставая. Пули летели вдоль улицы, к машинам. Во двор вбежал сухопарый.

— Ты ослеп, гренадер[34]! — подняв оружие, крикнул он. Передний продолжал строчить.

— Куда стреляешь, парень?.. Эй, перестань...

— Они убили Юппа! — зарычал передний в ответ.

— Подождите... остановитесь, — требовал сухопарый, пятясь к дому. Очередь, просвистев, забарабанила по стене. — Кто... они?

— Русские... русские... — отвечали из цепи, — русские... Юппа убили...

— Когда, какого Юппа?

— Он... с неба свалился... не знает Юппа, — кричали в ответ.

— Ребята... тут не было русских... Не видите? Нет и не было с самого утра, — сухопарый начинал раздражаться.

— Ты спал в неурочное время... баварский петух... мы по следу... убирайся, пока цел...

— Стой! — вдруг заорал сухопарый. — Ни с места! — и подал команду своим. Те рассыпались по двору.

Прибежали еще шесть человек и, вскинув автоматы, двинулись навстречу товарищам Юппа. Это происходило не более чем в двухстах шагах. Хайкин и Кузнецов звали, но я не мог сдвинуться с места... Сознание опасности исчезло. Я не чувствовал больше ни усталости, ни воды, текшей за воротник. Тело стало легким, и какая-то сила, будто исходившая от земли, наполняла мои члены.

В деревне было не менее полусотни немцев. Но меня это совсем не волновало. Еще одно мгновение... они продвинутся сюда, и я нажму спуск. Я был убежден, я знал совершенно твердо — они побегут.

Еще с курсантских времен я знаю о Спарте, о воинах-смертниках, людях отважного сердца, о службе моряков подводных лодок — самой опасной военной профессии, и сам испытал состояние человека, когда он глядит в лицо смерти. Но вот сейчас, когда пишутся эти строки, я переживаю те же мгновения, теряюсь в догадках. Зачем было подвергать риску себя и других?

Унтер-офицеры бранились, автоматчики стояли друг против друга, готовые пустить в ход оружие. Я мог уйти, но...

Колоссальное напряжение духа, когда оно вышло из всех пределов, по-видимому, вызывает особого рода успокоение! Человек возвышался над своей природой и сознает себя неуязвимым. Преград не существует. Обостряется чутье и он, очертя голову, устремляется вперед, побеждает либо гибнет.

Над головой «баварского петуха» пронеслась новая очередь. С улицы торопливо толпой бежали немцы. Увидев подкрепление, сухопарый шагнул вперед.

— Двигайтесь... ну же... нельзя больше... оглянется вдруг который, — тяжело дыша, не умолкали Хайкин и Кузнецов.

Немецкий генерал