Прошлое

Постепенно круг обязанностей Римини ширился: он становился то шофером Нэнси, то посыльным, то сопровождающим в походах по магазинам. Процесс шел неспешно и вроде бы незаметно; Нэнси воспринимала происходящее как нечто само собой разумеющееся. Эту тень, которая взялась неизвестно откуда и теперь неотступно следовала за ней, она воспринимала не как неожиданную привилегию, а как запоздалое признание какого-то ее давнего права. То, что Римини стал проводить с Нэнси больше времени и превратился в ее пажа, никак не повлияло на содержание их отношений: дистанция между ними меньше не стала, никаких светских бесед они не вели и ничем личным друг с другом не делились. Наблюдая за Нэнси вне клуба, Римини не переставал удивляться ее социальной ущербности. Казалось, в ее распоряжении находился лишь небольшой набор функций, исполнять которые ей худо-бедно удавалось: она могла требовать, настаивать, спорить, ругаться — в общем, взаимодействовать с миром и окружающими во враждебном ключе; ни просить, ни рассуждать, ни сомневаться, ни соглашаться ей было, судя по всему, не дано. Всякий намек на подобные «слабости» она душила в себе при первой же возможности, судя по всему, даже не понимая, как ограничивает себе пространство для маневра. (На какую-нибудь продавщицу или кассиршу, пожелавшую уточнить, что именно собирается купить сеньора, Нэнси могла излить поток брани: всякая форма интереса окружающих к ее персоне, пусть даже такая невинная, казалась ей скрытым нападением, за которым стояло тайное, нестерпимое желание унизить ее и оскорбить.)

Таким образом, элементарные действия — поход за покупками, визит к парикмахеру или посещение спортивного зала — превращались из умиротворяющих ритуалов в источник конфликтов с окружающими, не раз и не два переходивших в открытые формы противостояния. Римини не переставал изумляться тому, сколько поводов для скандала может, оказывается, скрывать в себе элементарный вопрос с уточнением размера понравившейся вещи, малейшая задержка в работе банкомата или платежного терминала — любое взаимодействие не только с людьми, но и с механизмами и автоматами, ими созданными. Противостояние было стержнем внутреннего мира Нэнси, его опорой, его краеугольным камнем. Римини и на себе испытывал все то, что Нэнси изливала на окружающих, причем вдвойне: он получал свое как тренер — Нэнси в штыки встречала каждое замечание, касающееся ее техники, и каждый комментарий, касающийся тактики игры, — и как сексуальный партнер. Некоторым утешением для него служило то, что к другим Нэнси относилась с еще большей нетерпимостью; порой он не без злорадства наблюдал, как она отчитывает чем-то провинившуюся перед ней кассиршу или продавщицу; при этом, требуя от него и от всех остальных незамедлительной реакции на любой ее каприз, сама она явно получала удовольствие, заставляя людей, включая опять-таки Римини, ждать себя, причем подолгу, в самых неловких и напряженных ситуациях. Так, например, она могла по несколько минут рыться в своем толстом кошельке, прежде чем извлекала оттуда банковскую карточку или необходимую сумму денег, чтобы вручить ее Римини — с тем чтобы он, в свою очередь, рассчитался с продавцом или уже отдал ее вконец измучившемуся официанту.