Прошлой осенью в аду

Я и сама знала, что: продаст баул по дешевке, а котлеты слопает. Те самые котлеты, что предназначались для Чепырина. Раз так, значит, я имею моральное право тащить Евгения Федоровича на бой с Седельниковым. За котлеты. Бедный физик уже учуял, что пахнет жареным, и с удовольствием бы откланялся, но присутствие молодого кудрявого маньяка его раззадорило. Он решил не отступать. Когда мы втроем двинулись к остановке, он подхватил меня под локоток, тогда как маньяк плелся несколько сзади. В троллейбусе он все время пытался свой элегантной фигурой оттеснить от меня маньяка, многозначительно дышал мне в лицо и делал какие-то странные движения губами, будто дул на ложку. Я все больше укреплялась в мысли, что Чепырин не такой уж безобидный вариант, каким мне всегда казался.

Фокинский рынок на погожем закате шумел, пестрел, трепетал на ветру гирляндами кофточек и рейтуз. Лишь в магазине «Все для дома» было спокойно и прохладно. Мы сунулись в будку, которая торчала в углу зала. Над ней на веревочках подвешенные буквы складывались в слова «Мастер на все руки». Самого мастера не было, однако эффект присутствия он организовал грамотно: на его столе, раскинув погнутые спицы, лежал какой-то розовый зонтик, инструменты живописно располагались около, а небрежно отодвинутый стул служил вешалкой для пестрого клетчатого пиджака с сальным пятном вокруг нагрудного кармана. Продавщицы близлежащих отделов бытовой электроники и богемского стекла от безделья до того были сонные, что ничего не могли рассказать нам о мастере на все руки, а только медлительно, как рыбы в аквариуме, таращили глаза. Напасть на след Седельникова удалось лишь с помощью уборщицы. Она вытряхивала на пороге голубой синтетический коврик и норовила пустить облако пыли в сторону соседнего посудного магазина «Эллада» (это, должно быть, конкурирующая фирма). Уборщица сухо намекнула, что Шурик Седельников сейчас в подсобке и будет не скоро. Тогда я подпустила туману о некоем срочном деле, касающемся сына Шурика (действительно, чем я буду вечером кормить Макса, если не верну котлет?) Сердце уборщицы дрогнуло, и она повела меня в заповедные глубины здания, где было еще прохладнее и спокойнее, чем в зале. За нами, торопливо шаркая, двинулись Чепырин с маньяком.

Седельников обнаружился в одной из задних комнатах. Вернее, там восседала бывшая фирма «Монархия-плюс» в полном составе. Монархисты непринужденно расположились вокруг стола, на котором я увидела не менее тридцати початых бутылок пива «Бубликов», большую тарелку соленых помидоров, грубо накромсанный хлеб и пирамиду моих котлет.

— А, Юлёк! — с фальшивой радостью вскрикнул Седельников и тут же попытался прикрыть котлеты куском пыльной клеенки. — Как дела? Какими судьбами?

— К нашему столу! Просим! — промямлил и Игорюха. От пива он слабеет и пьянеет больше, чем от водки. Мир не видывал рожи противнее!

Я не удостоила их ответом, подошла к столу и начала складывать в полиэтиленовый пакет оставшиеся котлеты. Негодяи сожрали почти половину!

— Но, но! — попытался оттолкнуть меня пьяный неверной рукой Игорюха и попал по бутылке, которая плюнула в него мочеподобной струйкой «Бубликова». Алеха, по натуре более молчаливый, не издал ни звука, зато схватил сразу две котлеты и надкусил. Мне пришлось газету, на которой лежали котлеты, подтянуть к себе, чтоб больше покушений не было.

— Ребенка объедаете, бесстыжие! — только и сказала я. Седельников уставился на меня наглыми бледно-коричневыми глазами. Он сделался злой и куражливый. Я очень хорошо знала его таким: с тем же выражением лица он лил себе подмышки французские духи.

— Ты, Юля, стервеешь, — наконец сказал он, с сожалением комкая промасленную котлетами пустую газету. — Ты главная женщина моей жизни, и тебе-то я могу сказать правду: с годами ты стервеешь! Да ты почти уже стерва. Тебе, знаешь ли, хорошего мужика надо. Чтоб пил и бил.

— Как вы можете! — воскликнул Евгений Федорович. Все это время он стоял в дверях и пыхтел, как недовольный еж. Седельников пригляделся к нему:

— Кто это там? Это, что ли, твой, Юля, хахаль? Это ты теперь так мелко плаваешь? Теперь ты довольствуешься обществом неполнозубых? Стареешь, значит.

Евгений Федорович побурел, но не нашелся, что ответить. Он не привык к такому хамству. Я же уложила котлеты в сумку и сказала:

— На личики своих собутыльников погляди: незаменимое рвотное средство.

— Но, но! — снова взмахнул вялой рукой Игорюха. На этот раз бубликовские бутылки градом посыпались на пол и долго еще катались под столом. А я оглядывала подсобку, но нигде не заметила никаких признаков маньяковского баула. Куда же этот подлец его спрятал? Седельников беспокойно следил за мной, и я поняла, что он сотворил какую-то гадость. Сейчас начнет хамить, чтобы отпугнуть меня и замазать содеянное. Я решила не упускать инициативы и повернулась к двери:

— Евгений Федорович! Заходите, пожалуйста… И вы заходите…

Я подошла к маньяку и шепотом спросила:

— Как вас зовут?