Прошу любить и не жаловаться

Ладно, потерплю немного капризы старушки, зато через два часа мои страдания вознаградятся сполна – я увижу Мишку! И от этой мысли мне стало так тепло на душе, что я мило и довольно искренне улыбнулась своей родственнице, на что получила ещё одну презрительную гримасу.

Нисколько не обращая на это внимания, я сняла свои босоножки и, пройдя через длинную прихожую, зашла в большую комнату. Да, за пятнадцать лет здесь, кажется, совершенно ничего не изменилось! Мне кажется, даже напольный светильник стоит на том же самом месте, радуя хозяйку основательностью и постоянством.

Мария Степановна махнула рукой в сторону кресла.

– Садись, Евгения! – и опустилась на стул, стоящий напротив. Спина её, словно доска для глажки, осталась прямой и незыблемой. Я моргнула. Моя тётушка всегда удивляла меня способностью держать осанку. А ведь ей уже почти семьдесят лет!

– Благодарю вас, Мария Степановна, – я присела на самый краешек кресла, автоматически вспомнив свои старые привычки, и усмехнулась про себя. Мама осталась бы мной довольна!

– Как живёт твоя мать? – без предисловий спросила тётка.

– Спасибо, Мария Степановна, у неё всё хорошо! – радостно ответила я и, втиснувшись глубже в кресло, облокотилась на спинку.

Что-то Марии Степановне не понравилось – то ли известие о благополучии своей двоюродной сестры, то ли свобода в моем поведении, но она нахмурилась ещё сильнее, а ниточка губ стала практически незаметной.

– Я привезла вам от мамы чай.

Теперь, когда по этикету, заведённому в этом доме, можно было развернуть подарки, я достала из пакета, который всё это время держала в руках, небольшую, но очень дорогую коробочку с зелёным чаем.

– Благодарю! – сказала, будто плюнула, старушка и встала. Я поднялась тоже, еле вытащив из узкого неудобного кресла своё тело. Сделав ровно по четыре шага вперёд, мы встретились с тёткой в середине комнаты, где она, не меняя выражения своего недовольного лица и кивнув легонько головой, забрала у меня из рук разноцветную коробку. Точно таким же макаром мы вернулись на свои места. Принцесса Елизавета отдыхает!

– Глафира, мы будем пить чай! – слегка повысила голос тётка, обращаясь куда-то в глубину квартиры.

– Хорошо, Мария Степановна! – отозвались оттуда и ровно через одну минуту (я смотрела на часы) в комнату вплыла Глафира Ивановна, тётина домработница, с подносом в руках. Бросив быстрый взгляд на тётину спину, она радостно улыбнулась мне и, тут же погасив неуместную в этом доме улыбку, подошла к столу.

– Здравствуйте, Глафира Ивановна! – ровным голосом произнесла я и улыбнулась кончиками губ.

– Здравствуйте, Евгения Михайловна! – без выражения ответила Глафира, ставя поднос на круглый стол.

Тётушка поморщилась. Видимо, при произнесении вслух имени моего отца, решила я, и с удивлением воззрилась на Глашу. Раньше она себе такие вольности не позволяла. Вот повеселится мой папа, когда я ему расскажу об этом!

Глашу я помню с детства, она работает в доме тёти уже очень много лет, придя к ней совсем юной девушкой. Она всегда мне очень нравилась своим добрым сердцем и непоколебимым терпением. Кажется, это самое терпение теперь дало трещину! Интересно, с чего бы это?

– Спасибо, Глафира! – тётушка побарабанила пальцами по своей коленке.

– Приятного аппетита, Женечка! И вам, Мария Степановна! – сказала Глаша и спокойно посмотрела на Марию Степановну. Да это бунт! Чтобы домработница в присутствии хозяйки обратилась ко мне просто по имени – такого я ещё не слыхала! У тётушки отвисла челюсть. Она впилась широко открытыми глазами в Глашу, брови её изумлённо поднялись, а пальцы стали выбивать на коленке совсем уж нервную дробь. Впрочем, надо отдать ей должное, секунду спустя она взяла себя в руки, вновь сжала свои губы и повернулась ко мне.

– Приятного аппетита, Евгения!

– Спасибо, тётя! – клянусь, я сама не ожидала, что из моих уст может вырваться это слово! Мы с Глашей переглянулись. Мария Степановна посерела. Ой, что сейчас будет! – весело подумала я.

– Женечка, я испекла к твоему приходу булочки с маком, как ты любишь! – не обращая внимания на остолбеневшую Марию Степановну, продолжила упрямая Глафира.

– Спасибо, Глаша! – улыбнувшись, ответила я.

На тётушку больно было смотреть.

– Мария Степановна, я ухожу от вас! – не меняя тона, повернулась к хозяйке Глафира и тоже улыбнулась. – Завтра.

– Глаша, у вас что-то произошло? – это сказала я. Моя тётя, кажется, онемела.

– Я выхожу замуж! – с гордостью ответила Глаша.

– Что-о-о? – наконец очнулась Мария Степановна. – Да как ты…

– Скушайте булочку, Мария Степановна! – подвинула к краю стола тарелку Глафира. – Вам не помешает!

– Не заговаривай мне зубы, Глафира! – обратилась на «ты» к домработнице тётушка, сама не заметив этого. – Что ещё за бред несусветный про замужество?

И в этот момент предательски зазвонил мой телефон. Громкая трель заставила вздрогнуть всех. Не обращая внимания на изогнутую дугой тётину бровь, я достала из сумочки трубку. Номер был московский. Странно!

– Извините, важный звонок! – сказала я и нехотя вышла в коридор. Жаль, не досмотрела представление до конца! – Алло!