Проснись, Ирен!

Утром Ирен очнулась в кладовке. Тело затекло от лежания на голых досках. Она поморщилась и поднялась на ноги. Штанина была порвана, а на лодыжке красовалась глубокая царапина, которая сильно саднила. Она облокотилась на полку, и та под тяжестью сломалась. Картонная коробка полетела вниз и ударившись об пол развалилась. Ирен села на корточки и принялась собирать разбросанные книги. Шлёпая босыми ногами, она вышла в коридор. Тапки валялись на лестнице, выдранный лоскут штанины болтался на торчащем из косяка гвозде. Неужели она ходила во сне? Ирен сунула онемевшие от холода ноги в тапочки и поплелась в гостиную. Она сгрузила книги на диван.

Ирен приняла душ, обработала рану, переоделась и разожгла потухший камин. Она устроилась с чашкой кофе в кресле и принялась просматривать принесённые из чулана книги. Пролистывая, она складывала их на журнальный столик в аккуратные стопки. Между страниц очередного тома девушка обнаружила письмо. Запечатанное, без марки, но с адресом получателя. Ирен пробежала глазами по буквам, выведенным мелким кружевным почерком. Это адрес галереи, принадлежащей её отцу. Осторожно вскрыв конверт, она опустилась в кресло и развернула сложенный пополам лист.

«Дорогой, Клод! Я не в силах этого больше выносить. Джозу начал что-то подозревать. Он проверяет мои звонки и сообщения. Он читает электронную почту. Контролирует все счета. Я пишу тебе письмо, не имея ни малейшей уверенности, что смогу его отправить. Хотела сделать это ещё вчера, но не успела. Он привёз нас в дом на озере. Ты помнишь? Конечно помнишь.

Я боюсь обращаться в полицию, потому что он сразу узнает. Я вижу затаившуюся злобу в его глазах и мне страшно. Не только за себя. За своего ребёнка. Если бы у тебя были дети, ты бы меня понял.

Помоги мне, пока не стало поздно. Мне не к кому больше обратиться. Клянусь, ты больше обо мне не услышишь. С надеждой, Элин»

Ирен пребывала в полной растерянности, но понимала, её приезд сюда – не случайность. Она достала мобильный, чтобы написать сообщение, но обнаружила, что нет сети. Ирен взяла стационарный телефон и позвонила домой. Трубку взяла мать.

– Я хотела поговорить с папой. Он ещё не вернулся?

– Он прилетает завтра, рано утром. У тебя всё хорошо?

– Да.

– У тебя странный голос. Ты принимаешь лекарства?

– Да. Я в порядке. Не стоит волноваться.

– Когда ты планируешь вернуться?

– Думаю, через пару дней.

На том конце послышался тяжёлый вздох.

– Ты же знаешь, как расстроится твой отец, когда узнает, что поехала одна.

– Ещё два дня, мама. Пока.

Ирен положила трубку не дожидаясь ответа. Она отпила кофе и посмотрела в окно на заснеженную поляну и замёрзшее озеро. Страх, необъяснимый, неконтролируемый холодной змейкой пополз вдоль позвоночника. Вечный её спутник. Она всегда и всего боялась.

Её психотерапевт говорил, что всё это последствия психологической травмы, пережитой в раннем детстве.

Ирен не помнила.

Её родители утверждали, что всё пройдёт, нужно только следовать рекомендациям врача.

Ирен им верила.

Дегьер считал, что побег от реальности только усугубляет. Со страхами нужно бороться лицом к лицу.

Ирен понимала, он прав. Но боялась.

Ей до сих пор страшно. Её чувства в домике. Скрываются под кроватью и не хотят показываться наружу. Проще проглотить таблетку и спрятаться в коконе безразличия. Смотреть на мир со стороны, не принимая непосредственного участия.

Родители никогда не повышали голос. Но тепла с их стороны она тоже не видела. Ирен всегда думала, это от того, что поступает как-то неправильно и всячески старалась угодить. Прилежно училась, никогда не перечила, вовремя принимала лекарства. Зачем? Ей говорили, так надо. Она безропотно исполняла. Отец всегда хотел, чтобы она стала художником. Имея свою галерею и связи в художественных кругах, он пристроил Ирен в «Les Beaux-Arts de Paris»2. Она приняла чужой выбор. Не задавалась вопросом правильно ли это. Ей казалось это норма.

А потом появился Дегьер Перрен, и привычная схема сломалась. Высокий худощавый мужчина на шесть лет старше её с хитрым прищуром и обворожительной улыбкой обладал обаянием, которому трудно было сопротивляться. Он никогда не стеснялся своих эмоций. Мог обнять и поцеловать посреди улицы, при всех. Он любил её и не боялся это демонстрировать. Ирен хотела жить вот так, ни на кого не оглядываясь, не прячась. Честно хотела.

***