Просроченное завтра

Наконец они догнали группу. На них стали глядеть с еще большим любопытством, хотя Стас теперь ограничивался рукой Алены. Со стороны она мечтала казаться спокойной, но сердце колотилось даже от этого легкого соединения пальцев. Да что в нем такого — он даже не кот, а приглаженный петух! Да и не в нем вообще дело — это Александр Сергеевич умудрился за пару часов псевдообщения расшатать ей нервы. Не заявись он в офис, их со Стасом общение свелось бы к джазу. А этот бесконечный день теперь поставит все с ног на голову — рыдать в объятиях шефа совсем не комильфо даже без сальных намеков со стороны Александра Сергеевича. Хватит, хватит! Теперь надо молиться, чтобы другой Александр Сергеевич домиком своей няни расставил все по своим местам. Но это после. Сейчас надо хотя бы сделать вид, что она слушает экскурсовода. По сторонам уж она точно не глядит — от всех этих санок и пожелтевших газетных вырезок мороз по коже.

Глава 17 "Господин Не-такой-как-все"

Алена краем глаза наблюдала за Стасом, пытаясь понять причину, заставлявшую его то сжимать, то разжимать пальцы. Может, рука затекла держать ее? Так чего не отпустит?

— Во время войны, — экскурсовод глядела Алене прямо в лицо, будто вещала для нее одной, — подвиг людей искусства сравним с подвигом тех, кто сражался на передовой, ведь они поддерживали в людях веру, а без веры мы бы не выстояли. Потому театр музыкальной комедии проработал всю блокаду. Нынешний его директор Владимир Пашков впервые пришел в театр как раз в это страшное время. Им, подросткам, некуда было деваться, потому что школы закрыли. Тогда шла «Баядера», содержания которой мальчики, конечно же, не поняли, но сама атмосфера, когда кругом народ и музыка, произвели на них такое впечатление, что бедные на время даже позабыли про голод и стали ходить в театр каждый день, а потом заменили взрослых и стали следить за водопроводной и отопительными системами театра, а это было очень страшно, ведь в подвалы сваливали трупы перед отправкой в морг. Иногда спектакли приходилось прерывать из-за бомбежек аж до девяти раз. Бомбоубежища в театре не было, поэтому и актерам, и зрителям приходилось бежать в Филармонию, находящуюся по соседству. Но когда в один из ночных налетов снаряд попал в здание театра, спектакли пришлось прекратить, но без оперетт Ленинград жить не мог. Спустя месяц, двадцать пятого декабря, в пустующем помещении Ленинградского Академического театра драмы имени Александра Сергеевича Пушкина артисты справили новоселье спектаклем «Черное домино». Утром репетировали, вечером играли спектакль — все, как в мирное время, только работать приходилось в нечеловеческих условиях. Электричество поступало с перебоями, поэтому иногда репетировали при керосиновых лампах. А температура в зимние месяцы в зале опускалась порой до минус восьми градусов. Но никто не сетовал, работали до последнего в переносном и прямом смысле: в конце декабря сорок первого от голода прямо на сцене умерли в спектакле «Три мушкетера» Федор Абрамов, а в третьем акте «Баядеры» Николай Засимович. Бюллетень неявившегося артиста, как правило, означал смерть. Блокадная труппа театра насчитывала двести девяносто одного человека, из которых пятьдесят шесть умерли от голода и восемь погибло на фронте. Но театр существовал и создавались новые спектакли. С шести утра выстраивались очереди за билетами, с рук их можно было приобрести только в обмен на дневную порцию хлеба. Известно, что в блокадные дни театр посетило миллион триста тысяч зрителей.

При этих словах экскурсовод показала хлеб, при виде которого ком подкатил к горлу. Во всяком случае, у Алены. Остальные просто молчали.

— Ученые, оставшиеся в осажденном городе, тоже работали, не покладая рук.