Море пенилось и поглощало в себя остатки флота. Те, кому чудом удалось уцелеть, пытались отгрести от негостеприимного берега, кто-то выбросил белый флаг. Потом будут говорить, что капитулировали, а я продолжала их жечь. Но о чём они думали? Разве в чёрном-огненном смерче, с высоты, на которой парят драконы, я могла видеть их просьбу о пощаде? И хорошо, что не видела – меня не мучали сомнения.
Они бросили нам вызов, и они проиграли.
***
Что чувствуешь, когда терпишь поражение в сражении? Когда видишь, как горят ярким пламенем все надежды, когда напрасными оказались любые расчёты?
Подо крыльями Молнии клубилась чернота. Мир казался нескончаемой зыбкой волной. Удушливый чёрным дым тянул щупальца к небесам, сливаясь с ртутными облаками. Не было в этом серо-ртутном мире ничего твёрдого, кроме сильного, горячего тела дракона. Острый шипастый гребень давал мне возможность держаться. Длинные витые рога, венчающие узкую зубастую морду, разрезали воздушные вихри, символизируя власть и силу.
Какого быть победителем, парящим над бездной, которую сам же запалил? Что я чувствовала? Воздух, плетью бьющий в лицо жёсткими струями, грозящий сорвать и сбросить вниз. Слышала пронзительный свист в ушах. Чувствовала влагу, оседающую каплями на коже, на волосах. Стремительный полёт, как падение. В этом парении по-настоящему легко перепутать где верх, а где низ, почти так же легко, как утратить ориентацию между добром и злом, приемлемым или нет. Я больше не задавалась вопросом о том, что правильно или нет.
Единственное, что меня заботило – мысль о том, в безопасности ли мой сын и мой любовник? Всё, что меня страшило – это мысль о том, что история с Эвилом может повториться. Драконы сильны, но и драконы – смертны.
Знаете, что самое страшное на высоте? Перестаёшь думать о том, что оставил внизу. Это правда страшно.
Никто не желает стать жестоким тираном. Мало кто из живущих реально делает выбор в пользу кровавого террора. Всё зло в этом мире от бессилия и слабости. Ты просто не можешь понять, как иначе? Увы, но жестокая, непопулярная, даже уродливая правда заключается в том, что единственное, что доходит до абсолютного большинства людей, это удар кнута. Любовь не эффективна. Долг не эффективен. Люди нарушат любые правила – если только их не остановит страх перед неминуемой карой. Не даром боги карают – иначе управлять человеческим стадом невозможно.
Ты жив, пока у тебя есть дракон и руки верных подданных не могут до тебя дотянуться. Превращаюсь ли я в зло, позволяя себе думать так? Или всего лишь беру на себя храбрость быть честной? Хочешь иметь власть – учись пользоваться кнутом, так, чтобы наименее кровавым методом суметь заставить себе подчиняться.
Мне не хотелось терять высоту, не хотелось возвращаться с безопасного неба на грешную землю, но бежать всё равно бесполезно. Поэтому я мысленно отдала приказ Молнии снижаться, осторожно. Вскоре залив стал виден весь, как на ладони. Даже чёрные клубы дыма не могли скрыть картину разрушения.
Дыму было от чего подниматься. Пылала половина города. Сверху он казался кукольным, с его черепичными крышами, нависающими друг над другом, почти скрывая узкие улочки, разделяющие дома. Выступами, кирпичиками, столбиками выглядели хрупкие дома отсюда, их заволакивало едким чёрным дымом. Город был взят в кольцо огня. Звенел тревожный набат, созывая гасить пожар.
Я видела, как бестолковой живой лавиной люди бежали по площадям, устраивая дикую свалку, в которой давились, задыхались, наступили друг на друга. С чего бы? Они же прекрасно знали, что у нас есть драконы? Мы летали на них. Они видели их не в первые. Никто не пытался их съесть или спалить, но как бараны, они уничтожали друг друга сами в приступе животной паники. Бежали и орали дикими голосами на все лады.
Я чувствовала, что этот страх начинает возбуждать в Молнии охотничий инстинкт. Как не крути, дракон в первую очередь хищник, а каждому ещё с детства известно – нельзя бежать от собаки до последнего, потому, что, если ты от неё побежал, ты стал для неё добычей.
Жесточайший усилием воли я пыталась подавить стремление моего дракона ударить огнём в беспорядочно мятущуюся внизу толпу, обращая её в жаркое. Много-много вкусного мяса – вот что сейчас видела Молния внизу, под собой. Поэтому сомневаюсь, что она попыталась бы спалить – скорее, поджарить. Чтобы потом съесть.
– Не смей!!! – заорала я на неё.
Она протестующе заклекотала, рвано разрезая воздух перепончатыми крыльями.
– Нет!!!
И тут, хвала тебе господи, словно под заказ, под нами открылась площадь, заполненная мятежниками. Их красные одеяния хорошо просматривались даже с расстояния, что нас разделяли. Они стояли плотным кольцом, центром которого был тот самый маг, что Атайрон приставил служить к моему сыну.
Подняв голову, мятежники увидели сначала тень, падающую на них от Молнии, а потом и нас самих. Подняв голову, они смотрели, как, точно ястребы перед нападением, мы кружили над их головами.