Прости…

После трудного пути через Чехию и езды по перегруженным дорогам в Польше удалось прибыть только к трем часам. Первым делом он поспешил к Пати (итальянец остался в машине), потом он должен был отвезти режиссера в театр, где уже ждал директор. Они тогда снимали небольшую квартирку в трехэтажном доме в районе Гжегужки. Хотя у них к тому времени уже была выкуплена – после долгих препирательств с банком они наконец получили кредит – собственная квартира на границе исторического центра города: запущенная, полуразрушенная, но всё-таки своя, к тому же практически в старой части города, близко от их театра. Последние месяцы они каждую свободную минуту ремонтировали ее, оснащали, благоустраивали. В квартире на Гжегужках Пати не оказалось. А поскольку он припозднился с приездом, то был уверен, что она ждет его не дождется в их новой квартире.

Дверь была заперта. Он несколько раз звонил, потом долго стучался. Сначала как обычно, рукой, потом, устав, стал лупить ногой, когда заметил, что в замочной скважине ключ. Изнутри. Такой уродский замок, что если ключ вставить изнутри, то его видно снаружи. То есть что же это получается, она там и не может открыть? Его охватила паника от мысли, что с женой что-то произошло. Осталось одно – как можно скорее попасть внутрь. Он разбежался и всей массой тела ударился в дверь. Страшный грохот, дверь распахивается, он оказывается внутри и видит: в большой комнате стоит бард, одет так, что в головы одних закрались бы сомнения (а чего это он?), а в головах других все сомнения рассеялись бы (ну кто бы мог подумать!). Откуда-то послышался голос Пати. Узкой лесенкой комната соединялась с небольшой антресолью. На время ремонта они устроили там свою спальню. Он буквально взлетел на антресоль. Она сидела на краю постели, их постели, обхватив колени руками. Одета. С ней было всё в порядке. Когда у нее случались сердечные приступы, она не могла даже секунды спокойно усидеть на месте. Она тогда и дышала-то совсем по-другому. Он подошел к ней и схватил ее за плечи.

– Какого черта! Что ему здесь надо?! – рявкнул он и стал ее трясти. – Какого хрена этот тип сюда приперся?! Да еще закрылись на ключ?!! Отвечай!!!

Она как в рот воды набрала. И ни малейшей попытки сопротивляться тряске. Она! Никогда не мирившаяся ни с какими проявлениями насилия. Она даже не взглянула на мужа. Она всегда делала так, когда надо было соврать, – не смотрела на него и молчала. Он прекрасно знал эту ее манеру. До его слуха донеслись громкие голоса. Встревоженные шумом выбиваемой двери, на лестничной площадке перед входом в квартиру собрались соседи и интересовались, нужна ли помощь. Он подошел к ним, сдерживая себя изо всех сил, старался говорить спокойным голосом. Мол, дверь заклинило, почему – неизвестно, жена хотела выйти – не смогла, и проще было высадить дверь, чем вызывать полицию и оформлять вскрытие квартиры. Всё в порядке, а еще очень хорошо, что у нас такие внимательные соседи. Повезло нам с ними, большое спасибо, слава богу, ну и т. д. и т. п. В конце концов соседи разошлись, но по выражению их лиц он понял, что они не вполне поверили в его версию случившегося. Бард молча завязывал шнурки, не обращая ни на кого внимания. Он подошел к барду и наотмашь врезал ему по морде. Потом еще раз – в солнечное сплетение. Бард не сопротивлялся, будто только этого и ждал. Такое поведение лишь взбесило Винсента: что это, если не молчаливое признание в вине?! После второго удара он крикнул казанове краковского разлива прямо в лицо:

– Придется прибить тебя. И я это сделаю…

Пати не пришла в комнату, когда он лупил барда. Она не могла не слышать и не понимать того, что там происходило. А уж слова, что он убьет барда, тем более должна была слышать. Покидая квартиру, бард сказал:

– Заботься о ней, у нее больное сердце. Вот тебе мой добрый совет.

– А как ты думал, сукин ты сын, почему я вышиб дверь? Чтобы на тебя здесь посмотреть, после того как ты отымел мою жену? – с ненавистью прошипел он.

Минуту спустя он был уже во дворе. Уставший от ожидания итальянец, успевший за это время привлечь внимание молодой высокой блондинки в коротенькой юбочке, прогуливался недалеко от машины, курил. Когда они приехали в театр, он отвел итальянца в кабинет директора, где представил гостя секретарше, а сам поспешно удалился, сославшись на «жуткую усталость после долгой дороги».

Ему показалось, что и секретарша, и добродушный вахтер пан Владек смотрели на него так, будто увидели что-то необычное. С плохо скрываемой, так и лезущей наружу насмешкой. Чувствовал себя, словно его облили вонючими нечистотами, рвотой, говном. На выходе из театра зашел в туалет. Долго мыл сначала руки, потом лицо, но и этого ему показалось мало: он подставил голову под струю холодной воды. Обрывками туалетной бумаги вытер волосы.