Прости, что живой

Все выглядело обычно, обыденно, как будто ничего не изменилось. Только нас уже было не трое… Как я справлялся с горем? Да никак… Все мысли были заняты только Сюзи. Я больше ничего не замечал. Работать мог на дому, ну или выезжал на пару часов, оставляя Сью с нянькой-соседкой. А потом снова к ней. Никого больше не замечал, и никто, казалось, не замечал меня. Это странное чувство… Мир вокруг расплывался, люди тоже плыли. Только доча оставалась прежней в поле зрения. Только рядом с ней все имело смысл. Только рядом с ней все казалось самим собой. Ясным, понятным, летним и родным.

И вовсе я не депрессовал. И вовсе не отчаивался. Да, времена было тяжело. Очень тяжело. Становилось пасмурно, потом шел дождь. Поднимался ветер и сдувал все листья с деревьев, но, переживая непогоду, становилось все так же солнечно, как и два года назад. Просыпался я при виде лица Бри, улыбающегося мне и всматривающегося в мои заспанные глаза. А засыпал, обнимая подушку и чувствуя тепло тела любимой жены.

Затем чаще всплывало в памяти то, как меня спрашивали другие женщины, когда мне удавалось ненадолго вырваться в мир.

– Вы тут один? – она улыбается и сверлит меня хмельным взглядом, положив ногу на ногу.

Блондинка, карие глаза, на лице море макияжа, вызывающее вечернее платье. Сидит рядом со мной и пьет маргариту. Кольцо я иногда вешал на цепочку и носил на шее. Видимо, не заметив его на пальце, она и решила попытать удачу. В баре довольно громко играет country музыка, шумит народ. Я игнорирую её вопрос и продолжаю крутить на стойке стакан с виски. Женщину заинтриговало мое молчание. Я вообще довольно популярен у женщин. Она повторила попытку:

– Такой мужчина, а пьет в одиночку!

Смерил её пустым взглядом, залпом допил остатки виски, рассеяно бросил на стойку купюру и направился к выходу.

– Можно я присяду? – негритянка в красном платье с пышной прической наслаждается курением тонкой сигареты. Выпускает в сторону дым, не отводя от меня взгляда.

Я сижу за столиком и пытаюсь составить отчет. Глаза болят, пиво закончилось, а мысли сосредоточены на солонке и перечнице. Приглашаю её присесть.

– Спасибо! – благодарит негритянка.

Дальше она что-то непрерывно рассказывает, курит, заказывает выпить. А я не слушаю её, считаю узоры на салфетках, количество зубочисток, потом все сначала…

Глушу пятую рюмку водки и закусываю.

– Не пей много! – советует мне подруга, нанизывая на вилку зеленый горошек. – Похмелье будет.

Я соглашаюсь. Наливаю шестую, опрокидываю и заедаю кусочком черного хлеба. Мы приятно разговариваем обо всем на свете. Пересказываем друг другу жизни. Жарко. Снимаю блейзер. Она делает комплимент по поводу моей фигуры. Всегда держу себя в форме. Под конец Мисти приглашает прогуляться по набережной и уводит меня. Голову немного кружит, но даже тогда я понимаю, что уже стою у её крыльца.

– Не хочешь зайти?

Дружески обнимаю её, желаю спокойной ночи и иду домой.

В бильярде нас шестеро. Три мужика и три женщины. Одна все время расспрашивает о Сью, горит, сверкает глазками и, кажется, флиртует. Я не пью, просто играю и наслаждаюсь общением. Друзья рекламируют меня, в душе завидуя обаянию, приударяют за своими пассиями.

– Тебе не трудно одному воспитывать дочь? – спрашивает Трейси, засунув руки в задние карманы узких, совсем узких я бы сказал, джинсов. Грудь просто воюет с обтягивающей белой футболкой.

Я говорю, что её черед бить.

– Вам кофе принести? – официантка мило улыбается мне.

Говорю, что да. Печатаю на ноутбуке материал, черчу графики.

К чему мне вспоминалось все это? Сам не понимаю. Но привкус неприятный.

Тогда мне нужно было другое. Явно не это.

– Ха-ха-ха! ТЫ такОЙ смешнОй! – хлопает меня по груди в порыве веселья. – Ой! Как ты меня еще повеселишь? М?

Она не пьяна, нет, просто немного чудачка. Я улыбаюсь. Говорю, что мне пора идти, и сматываюсь.

– Я могу сидеть со Сью и дольше, если вам нужно… нужно побыть одному, отдохнуть, – предлагает мне нянечка.

Я устал за день, снимаю куртку, вешаю на вешалку и выдыхаю.

– Ничего, Дмика. Но спасибо.

Но еще хуже были постоянные сочувствия в первый год. Сожаления, соболезнования и прочее.

– Как вы справляетесь? – с сочувствием на лице вопрошает воспитательница, поправляя очки.

Это было спустя месяц после смерти Бри и продолжалось еще месяца 3 или 4.

– Вы высыпаетесь? – интересуется чья-то мать.

Неважно выгляжу. Лицо мятое, галстук забыл погладить.

– Ооууу… Мне так жаль.

– Простите… не знала.

– У моего знакомого…

– Вы хорошо держитесь…

– Какое несчастье!..

Старался пропускать это как можно дальше от души, как можно точнее-мимо мимо сердца. Я ведь был сильным. Должен был быть. Ради нас обоих – меня и малютки.

Я не горевал… Хотя и любил Бри всей душой, и постоянно думал о ней. Но потеряв её, не мог позволить себе сломаться. НЕ мог допустить подобной мысли, даже намека. Держа внутри всю злость, горечь, боль, пустоту, боролся, чтобы не допустить их выхода наружу. Хотя не всегда это казалось мне правильным. «Может, стоит поговорить об этом?» – думал я, сидя ночью в кресле.

Все начинало путаться. И это было хуже всего.