Прости меня, Анна

— Ань… А разве это не так? – осторожно спросила Анюта. – Разве ты не этого от них добиваешься? И ведь добиваешься же! Чем тебе, например, Маруся–то помешала? Темка ведь любил ее! И до сих пор, наверное, любит!

— Ой, да чего там любить! И накрашенная страшная, и не накрашенная страшная…Стыд смотреть! А как всю жизнь с такой жить? Еще потом спасибо скажет, погоди…

— Да не скажет, Ань! Алеша ведь прав — он сам должен своим путем пройти, сам со своей жизнью разобраться! Ты знаешь, у меня не так давно с Кирюшкой интересный разговор был насчет Динки…Так вот, я сама поразилась – насколько нынешние молодые умнее и мудрее нас!

— А он что, опять с ней встречается?

— Ну да…

— Дура ты, Нюта, дура… Ну какая ты мать после этого?! Какая–то шалава над твоим сыном измывается, как хочет, а ты смотришь, да еще и философствуешь при этом! Да коснись эта ситуация моего Темки, я б ее не то что на порог – близко к дому не подпустила бы! А ты развела свою хилую интеллигентность, в разговоры да объяснения ударилась! Сейчас так нельзя, Нюта…

— Почему? – чуть усмехаясь и глядя в сторону, спросила Анюта, жалея уже, что завела с Анной этот разговор. «Ну да ладно, может, хоть отвлечется… — подумалось ей отрешенно, — Пусть повоспитывает меня немного, она это любит…»

— А потому, что времена поменялись! Сейчас такие интеллигентские штучки уже не проходят, сейчас халдейки больше в моде! Умные, цепкие и циничные, способные и за себя постоять, и близких в обиду не дать!

— Это ты себя имеешь ввиду, что ли?

— Ну, я, допустим, не халдейка… Да на Марусю и орать–то не надо было – она ж ни рыба, ни мясо… Так, тесто пресное… А от вашей Динки только хамством можно спастись! Другого языка она не понимает!

— Да пусть… Сами разберутся! – легко махнула рукой Анюта.

— А вот с Алешей я, наверное, палку перегнула, в этом ты права… Надо было как–то помягче с ним, более по–женски, что ли, по–мадамски… В общем, признаю! Раскаиваюсь! Только бы все обошлось, Анют! Только бы все обошлось!

— Да все будет хорошо, Ань!

— Слушай, а где эти девчонки–медсестры, а? Может, они уже что–то знают?

— Успокойся, ради бога! Сказали же — операция будет долго идти!

— Господи, это я во всем виновата… — вдруг тихо заплакала Анна. — Прости меня, Алешенька… Это я тебя не уберегла…

— Ань, ну что ты говоришь…

— Ой, Нютка, лишь бы он выжил! А уж больше я его от себя ни на шаг не отпущу…Костьми лягу – не отпущу!

— Да не будет он таким, каким ты хочешь, Ань! Пойми ты его, наконец, и перестань ломать! У него своя природа, собственная, понимаешь? И попытайся его полюбить без условий, такого, какой есть… А условная любовь, ты знаешь, никому еще счастья не принесла!

— Ой, не мудри, Нют! Вот терпеть не могу, когда ты умничать начинаешь! Условная любовь, безусловная любовь… Что в том плохого, если один человек больше в жизни разбирается и лучше знает, что другому делать следует? Если люди идут навстречу друг другу, уступать умеют?

— Ну да… Это называется знаешь как? «…Я буду тебя любить, если ты сделаешь по–моему! Я буду тебя любить, если ты будешь во всем мне соответствовать! И только тогда буду тебя любить, когда тебя, наконец, не стыдно будет предъявить общественности как своего мужа! Когда от тебя твоего собственного ничего не останется…

— И что в этом плохого? Все так живут… Семейная жизнь и заключается в бесконечной борьбе, кто кого… А кто мудрить начинает, тот на обочине ее оказывается в качестве брошенной жены, вот как ты, например! Вот чего ты с Борькой намудрила, скажи? Зачем его отпустила? А он и рад стараться – сбежал от твоей безусловной любви, только пятки засверкали! А Алешка мой, при моей–то условной, всегда при мне… Так что не надо лепить тут глупости всякие! Не понимаю я этого ничего! И понимать не хочу!

— Да, наверное, ты, права. И правда лепить ничего не надо… — тихо вздохнула Анюта, отвернувшись к темному больничному окну. — Как говорится, если надо объяснять, то не надо объяснять…

— Да ты не обижайся, Нют! – тронула ее за плечо Анна. — Я ведь и правда тебя не понимаю! Ну вот объясни мне… Борька ж никогда бы тебя не бросил, он же вообще на семью свою молился! Чего тебе в голову–то взбрело его выгнать? Жила бы сейчас и жила по–прежнему, а молодуху эту мы б с тобой в шесть секунд из его жизни как моль вытравили! Методов для этого множество всяких придумано, в том числе и физических…

— Да причем тут методы, Ань? Дело не в методах, дело во мне… Я сама свою любовь уважать должна! И я помню, как все это было… Смотрит на меня – и не видит! Весь мучается, весь там… Как с ним жить с таким? Ну, не отпустила бы я его… И что? Жил бы, как будто долг какой отдавал…

— А что в этом плохого, не пойму? И пусть бы себе отдавал на здоровье!

— Нет! Я так не хочу…

— А вот это в тебе уже гордыня говорит, Анютка! Она, она, матушка! Как это так – твою драгоценную безусловную любовь – и таким равнодушием оскорбили? А перетерпеть немного слабо было? Ну, повлюблялся бы немного мужик, потешился с молодой бабой – что ж такого? А получается, что ты тоже ему для любви условия ставишь!

— Какие? – удивилась Анюта.