Прости меня, луна

Стефания не находила себе места. Прошло три дня, как она отправила Захера в Южную Лорию, а от него ни слуху ни духу. Правда, для начала попросила наведаться в имение князя Вышегородского, поскольку Луна из гостиницы съехала и где теперь пребывала, оставалось неизвестным. А в замке у тетушек короля всего лишь нужно было прибрать за собой. И как ладно все складывалось — Шарлотта и Карлетта не помешают, как раз сейчас они тряслись в карете, миновав аж три королевства, и, конечно, понятия не имели, что творится в их замке.

«После свадьбы вообще ничего не будет иметь значения. Прищучу ублюдка Эдуарда, освобожу трон для Генриха. А уж он для меня расстарается. «Прощу все шалости». А Шарло и Карли сами виноваты. Я предлагала им дракона, а они высоты, видите ли, боятся. Наверно скоро объявятся. Про Дака, не дуры, промолчат. Сами оплошали. Надо будет к ним Рейвена приставить, чтобы развлекал да ухо востро держал».

По мнению Стеф, Захеру предстояла плевая работа: тела Солнца и ее дочери незаметно вынести, а лучше вовсе сбросить в овраг прямо из окон башни. Мутная вода кого хочешь спрячет. А если даже всплывут, кто докажет, что беглецы жили в замке? Мало ли какое отребье вокруг ошивается. И служанку, что тайно за ними присматривала, следовало бы упокоить, если она тоже на пирожные не польстилась, что было бы выгодным вариантом. Смерть — лучшее средство заткнуть любой рот.

Идея с пирожными пришла как-то сама. Что девчонка, что ее мать не были искушены тортами. У них в Лабиринтах все больше пирогами баловались. А тут крем, яркие цветочки. В королевской пекарне и не на такую красоту способны. Знали бы, для какого дела стараются. И подсыпанный яд вовсе не испортил внешнего вида, только шоколадная глазурь слегка потемнела. Но кто будет всматриваться? Тут один запах заставляет течь слюни.

— Ну почему же он задерживается?!

— Разрешите? Вам Его Высочество цветы прислать изволили.

— Поставь на стол. Да не на тот, дуреха. У камина. И чего ты там возишься?

— Цветы расправляю, — пискнула напуганная служанка. — Помялись слегонька.

— Слегонька… Дай я сама.

— Ой, я бутон нечаянно обломила, — служанка уронила на пол роскошную лилию. Затряслась от страха, попятилась от нахмурившейся невесты наследника и стукнулась головой о каминную доску. Качнулся трехрогий подсвечник. Неловкая девка вроде бы и кинулась удержать, но сделала еще хуже — выбила вон горящую свечу. Запахло паленой шерстью.

— Ох, мамочки! — завизжала служанка, хватая с кресла чадящее покрывало, и кинулась вон.

Раздосадованная Стефания вылетела следом. Ткнула кулаком в живот одному из стражников и прошипела:

— Больше никого не впускать! Не выполнишь, сама кнутом угощу. И девку ту дурную до смерти запорю. Надоели!

Пахло гарью, отчего пришлось открыть окно. Холодный воздух быстро проветрил комнату. Даже вернулось настроение.

— Куда он денется от меня?

«Никуда я не денусь», — мысленно произнес Захер и шагнул в открытый портал. Стоящая у окна Стефания и не заметила, как ярко вспыхнула магическая ловушка, превращая бахримана в пыль. Та, подхваченная сквозняком, понеслась по полу, забилась в ворсинки ковра и под мебель, что в изобилии украшала покои.

Присланная через час служанка тщательно вымела грязь и до скрипа отмыла полы.

Стефания, что в это время нехотя жевала гусиное мясо, сдобренное соусом из кислых ягод, так и не узнала, какие дурные вести нес ей несчастный мальчик, который так и не понял, что такое настоящая любовь женщины и матери.

* * *

— Рассказывай, — принц Александр — молодой отец трех детей и весьма миролюбивый человек, на этот раз был особо хмур.

— Ничегошеньки не знаю! — вертела головой испуганная Даурья — служанка, которой леди Стефания платила весьма щедро. И вовсе не для того, чтобы она распахивала рот. — Видеть не видела, слышать не слышала!

— Врет она, — дородная повариха прикладывала кухонное полотенце к покрасневшим глазам. Ей было жалко старых леди. Госпожа Карлетта так и вовсе была щедра, позволяла донашивать свои платья. Правда, были они все в пятнах и не очень приятно пахли, но у поварихи руки не отсохнут, если она как следует их выстирает, а после перекроит. Ткань-то хорошая, по два золотых за отрез. — Я сама видела, как она в башню еду таскала. Вы ее отца потрясите, он расскажет, на сколько караваев хлеба ему приходится тесто ставить. Вот и выйдет излишек, который вроде и испекли, а куда делся неизвестно.

— Только отца не трогайте! Он у меня хворый! — Даурья в мольбе сложила руки. — Все расскажу как на духу. Женщина эта появилась в башне неизвестно откуда. При ней еще маленькая девочка была. Хорошенькая такая, чернявая. Видать, папка у нее такой был, потому как сама Солнце, так ее леди Стефания называла, светловолосая.

— Ты не о том рассказываешь. Меня интересует, кто испек пирожные?

— Не я! Кем хочешь, ой, простите, кем хотите поклянусь. Хоть здоровьем моего отца. А это святое.

— А отец?

— Ой, что вы! Вот каравай испечь, да, а такую красоту не сможет. Да и продуктов у нас таких нет.

— Откуда же взялись пирожные?