Простить нельзя помиловать

Говорят, бывшие одноклассники приходили проведать, но Дина сразу предупредила медсестер, чтоб никого не пускали. Школа кончилась, все! Детство с его пупсиками и леденцами, с ревом из-за двоек и побегами с уроков в тот мир, где так заманчиво хрустит сентябрьская листва, осталось в прошлом… Больше ничего этого не будет. Даже прогулка в парке по сухим листьям теперь в голову не придет. Так взрослые не делают. То ли некогда, то ли уже неинтересно. И какая глупость все эти встречи выпускников, представляющих карикатуры на самих себя в прошлом, старающиеся прикинуться детьми, какими запомнились друг другу со школьных времен… Не получится. Только тошнотворный стыд останется оттого, что так не смешно кривлялись, выставляя себя дураками. Поэтому Дина и не захотела видеть тех, вчерашних, друзей…

Ну, следователь к ней, само собой, прорвался. Не отводя оловянного взгляда, объявил, что это ее отец превысил скорость, выехал на встречную, чуть ли не пьяный… И попробуй теперь докажи обратное! Родители всегда твердили, что законники – это особая мафия, с ними лучше не связываться. Дина и не собиралась. Да и как это сделать из замкнутого стенами мира, пропахшего лекарствами и хлоркой, с которой моют туалеты? Она еще ни разу не была ни в одном из них, но запах проникает и в палату. В каждого, кто здесь лежит.

Еще две тетки – Даша и Наташа – шепчутся на дальних койках, так совпали друг с другом, даже именами, что им ни до Дины, ни до кого дела нет. Вот и хорошо, она потихоньку прошаркала мимо них – те даже головы не повернули.

Даша эта, когда из-под наркоза выходила, в их отделении как раз единственный медбрат появился. Она уставилась на него, еще плохо соображая, и говорит: «Сестра… А где сестра?» А он ей так бодренько: «Я сегодня ваша сестра». Дина тогда рассмеялась впервые за все время, что здесь провела. Потом того мальчишку в травму перевели, там всегда народа не хватает…

Что ноги так подволакивать придется, Дина не ожидала, хотя и понимала, как нелегко будет. Ощущение возникло, будто в чужое тело угодила, а управляться им еще не научилась. Пришлось заставить себя разозлиться как следует, чтобы духу хватило в коридор выйти.

«Только бы на Машку не натолкнуться», – подумала она о любой из них. Начнет притворно хвалить, подбадривать, хотя на самом-то деле ей наплевать. И Дину от этого бездарного зрелища стошнит прямо на ее голубую униформу, на которой обычно ни одного пятнышка. Порхают по отделению этакие длинноногие Голубые Феи… Только ведь Дина их ни о чем не просила, ни о каких чудесах. Вытаскивать ее к жизни не просила, какого черта полезли спасать?! Что ей теперь делать одной на этом свете?

Но в коридоре вместо медсестры ее смутило другое… Взрыв хохота оглушил, чуть не снес волной, она и так еле держалась на ногах. Дина невольно оглянулась: у кого бы спросить, что там происходит? Врачи отрываются? Так ведь ординаторская в другой стороне, это она, даже не выходя из палаты, выяснила… Татьяна Ивановна поскорей бы накурилась, уж она-то все запросто разнюхает, не постесняется.

«Это, – говорит, – вам, девкам, стесняться надо, а мне-то чего уж комедию ломать?»

Однако старушка все не появлялась, не стоять же столбом, дожидаясь ее! И Дина побрела вдоль стены, стараясь пореже хвататься за нее рукой, хотя в голове шумело так, будто она оказалась на чужой планете с совершенно другим составом воздуха. То ли больше кислорода, то ли меньше… А в позвоночнике – вот что странно! – никаких болей, будто и не ломался, и не вставляли ей туда пластину какую-то. Поверить этому страшно, ведь получается, что все в порядке, мышцы на ногах скоро оживут, это ей Игорь Андреевич Костальский пообещал, а ему можно верить. Он – профи, все Машки об этом твердят без умолку, взахлеб. Наверное, каждая только и прикидывает, как бы заполучить его в мужья, ведь Игорь Андреевич, говорят, не женат. Это странно, уже не в первый раз отметила про себя Дина. Не потому, что Костальский – красивый мужик, и все такое, но что-то отцовское звучит в его голосе, будто он точно по собственному опыту знает, как разговаривают со своими детьми. Динкин отец тоже так с ней разговаривал…

«Каждому, – говорит Игорь Андреевич, – свой срок на восстановление мышечной активности нужен, но ты ведь совсем девочка, ты быстро бегать начнешь».

Вот только – зачем, этого, пожалуй, и он не знает…

Приглушенный разнобой голосов подступал все ближе, будто навстречу скользил по стенке, как солнечные полосы в палате. И еще не дойдя до двери, за которой так по-детски пытались скрыть веселье, Дина поняла то, чего не могла знать наверняка: звук идет из второй палаты, от той самой, миллион раз прооперированной женщины. Кажется, Машка не называла ее имени.

«А знала бы, можно подумать, в гости пошла бы!» Дина остановилась и повернула обратно. Не потому, что устала, хотя ноги уже болели нестерпимо, и хотелось сесть прямо на пол. (Плевать, что нельзя сидеть!) Но обида в тот момент пересилила боль: они там ржут как кони, а я тут…