Просто была зима…

…Пили чай, разговаривали, слушали джаз, и опять чай-джаз-разговоры, и где-то рядом шумело море, и о времени можно было забыть.

Когда Ольга вспомнила, что ей пора домой, на часах была уже полночь. Степан предложил девушке переночевать у него: оставайся, чего ночью шататься? Раздумья были недолгими, представив, что ей сейчас нужно выйти на улицу в такую непогоду, Оля согласилась остаться.

Степан устроил ее в гостевой комнате с волшебным видом на море. Как только она легла в кровать, дверь скрипнула, и в проеме возникла голова Славяны.

– Тебе чего? – усмехнулась Ольга.

Славяна буркнула: «Спокойной ночи!» – и удалилась. Ольга поняла, что девочка приходила «с проверкой», и улыбнулась: тоже мне – полиция нравов! Маленькая ревнивая собственница!

Она лежала без сна, вслушиваясь в шум моря и звуки дождя за окном. А вскоре в дверь постучали.

– Ну как на новом месте? – тихо спросил Степан, заглянув в комнату.

Ольга промолчала, притворившись, будто уже спит. Мужчина осторожно прикрыл дверь и ушел.

* * *

В печи горел огонь, отбрасывая языки пламени на потолок, стены, тела… Дом прогрелся, и стало тепло так, что можно было лежать голыми, забыв об одежде и одеялах.

Ее голова покоилась на груди Жданова. Татьяна слышала, как бьется его сердце – в такт планеты, и думала о том, как для нее важен этот мужчина; вот этот хмурый, неприкаянный, невозможный – самый лучший на свете человек.

А за окнами падал снег, и не было снегопаду ни конца ни края. Всю ночь снег засыпал лес, дороги в прошлое и ждановскую избушку.

Просто была зима.

…Утром Жданов поил свою гостью чаем, и чай с чабрецом из железной кружки оказался особенно вкусным. А потом Андрей обул ее в свои валенки, замотал в какой-то полушубок и потащил в лес.

Проваливаясь в сугробы, они брели среди вековых сосен, подпирающих небо, и камерой ловили снежинки. Сотни тысяч снежинок – белых парашютистов, чудесных странников, посланных небом на землю, – опускались им на ладони. Жданов опустил камеру и заметил, что согласен с Генри Торо, сказавшим, что воздух, в котором возникают снежинки, наполнен творческим гением; и вряд ли можно восхититься больше даже настоящими звездами, упавшими тебе на пальто.

Миллионы форм, но каждая снежинка – совершенное чудо. Неповторимое чудо. Татьяна вдруг подумала, что это напоминает любовь: миллионы раз звучала фраза «Я тебя люблю», стерлась, растаяла от ежедневного употребления, и все-таки всякий раз эти слова – абсолютное чудо. Так же как и любовь – миллионы любовных историй, миллионы мужчин и женщин любят друг друга, но каждая история любви уникальна.

– Я люблю тебя, – сказал Жданов, и Татьяна увидела, как с неба – распахни руки и сердце – к ней полетела самая прекрасная снежинка.

…В лесу была такая тишина, что, казалось, ее можно вспугнуть, потревожить даже звуком поцелуя.

…Вечером поехали в Москву. В пути, видя, что Андрей ничего не говорит и смотрит только на дорогу, Татьяна тоже молчала, словно боялась нарушить это установившееся молчание, как недавнюю лесную тишину. А когда въехали в город, Жданов вдруг признался, что специально возил ее в свой дом.

– Зачем? – удивилась Таня.

– Считай, что это была проверка на вшивость, – ответил Андрей в своей привычной, ироничной манере. – Я знаю, что ты избалована, любишь комфорт, потому и хотел показать тебе, какой я есть – без прикрас, в каких условиях я живу. Просто показать, что мы разные.

Татьяна не знала, что сказать. И эта тишина, в отличие от той – гармоничной, многозначной, наполненной тысячей чувств и смыслов, оказалась другой – гнетущей и напряженной.

Подъехали к дому. Остановив машину, Жданов бросил, глядя куда-то в пространство:

– У нас ничего не сложится. Думаю, лучше честно об этом сказать. Сейчас.

Она, конечно, не унизила себя прямым вопросом, но взглядом спросила: почему, Андрей?

Он понял, но ответил не сразу. После долгой паузы спокойно сказал:

– Ну, мы все-таки очень разные. Кто – ты и кто – я?! Боюсь, что у меня ничего не получится с женщиной с такой богатой фильмографией…

* * *

Утром Степан приготовил завтрак: сварил кофе, поджарил вкуснейшие сырники. Ольга со Славяной пили кофе (Славяна уговорила отца приготовить ей капучино вместо какао) и разговаривали. Цыганок крутился под столом, радуясь всему сразу: хозяевам, новому дню, перепавшему от Ольги сырнику, жизни.

В какой-то миг Оля словно увидела происходящее со стороны и подумала, что они – втроем – сейчас напоминают счастливую семью; уютный дом, смешная собака, общие интересы, оживленный разговор – день будет хорошим. Правда, она тут же вздохнула с некоторой грустью – в ее жизни семейных завтраков нет и, скорее всего, никогда не будет, – подобные идиллические семейные сцены Ольга наблюдает только в кино, где через раз играет то «счастливых женщин», то несчастных.

После завтрака все сели в машину Степана и поехали в город. Славяну высадили у школы, потом Степан отвез Ольгу домой, а сам поехал на работу.