Просто была зима…

Море было так рядом с этим домом, что заглядывало в окна, звучало за каждым окном. И в спальне Степана всю ночь было слышно, как бьется, волнуется море – сильные, пульсирующие движения волн в такт движению двух тел. Приливы, отливы, толчки… Вот море замерло, а вот поднялась новая, самая сильная волна; все сметая, бьется о берег, разбивается и успокаивается.

…Утром, проснувшись, Ольга увидела Степана на балконе. Он стоял, облокотившись о перила, и курил, глядя на море.

Оля вылезла из кровати, набросила на себя рубашку Степана и выглянула на балкон, ожидая от любовника – обычная реакция королевы – страстных признаний, горячей благодарности за прошедшую ночь, стансов-романсов, ну хоть бриллиантов на крайний случай. А где мой миллион-миллион алых роз?! Однако роз не было. Да и радости на лице Степана – тоже. Ольга так удивилась, что даже не успела обидеться. Она выскочила на балкон: эй, сердечный друг, что-то не так?

– Ну, я не привык к такому быстрому развитию событий, – смущенно признался Степан.

– Что-о?? – протянула Ольга. Она стояла на ледяном полу босыми ногами, но этого не замечала. –   Ничего себе! Вообще-то, это классическая женская фраза. В первый раз сталкиваюсь с тем, что мужчина недоволен… э… слишком быстрым развитием событий!

Степан махнул рукой:

– Да просто все должно быть иначе!

– Ну, извини, что все не так, – разозлилась Ольга, от холода поджимая то одну ногу, то другую, как цапля, – можно подумать, что я тебя совратила!

– Прости, я не так выразился. – Тришкин обнял ее. – Я имел в виду, что мне хотелось бы ухаживать за тобой, добиваться тебя, чтобы все пришло к закономерному финалу как-то… постепенно.

Ольга удивленно смотрела на Степана: нет, каково? Печет пироги и радеет за все человечество, ладно, еще как-то можно понять, но такие архаичные взгляды?! Мда… Странно все это! Она скукожилась – растерянная, взъерошенная, – никак не похожая на роковую обольстительницу.

– А ну, быстро иди в комнату, – спохватился Степан, – замерзла совсем.

* * *

Вчерашний вечер у Славяны не задался. Началось с того, что мать зашла к ней в комнату и сказала, что им надо поговорить. Девочка вздохнула: ясно, сейчас опять начнет грузить нотациями и пугать дворниками, но оказалось, что разговор пойдет о другом. Лиза начала издали – упомянула про цветущую сложность жизни и про то, как человеку сложно встретить человека «по душе» (Славяна чуть не фыркнула: а если короче?), а потом вырулила к сути. «Да, дочь, ты уже взрослая, ты меня поймешь, я встретила мужчину. Он очень хороший, просто самый лучший. Ой, ну что ты так на меня смотришь? Я знаю, что самый лучший – твой папа. Но Валера, кстати, его зовут Валера, такой же хороший, как твой папа. Я уверена, что он тебе понравится. Я бы хотела, чтобы вы познакомились. Как ты смотришь на то, что тридцать первого он придет к нам в гости и мы встретим Новый год вместе?»

А вот этого Славяна выдержать не могла, сорвалась на крик:

– Оставь меня! Иди к своему Валере! Все оставьте меня в покое!

Лиза вышла из комнаты и закрыла дверь.

«Ну правильно, еще Валеры не хватало! – злилась Славяна. – И так все сложно и запутанно, так еще и какой-то Валера появился! Спасибо, родители: отличный подарок вы мне приготовили на Новый год, мать нашла себе Валеру, да и папочка не отстает – приударил за блондинистой репетиторшей!»

Особенно Славяна переживала из-за того, что отец влюбился. При этом ее обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, ей нравилась чокнутая репетиторша французского: какая-то она забавная – то на берегу орет как резаная, то со старушкиных антресолей шмякнется с елкой в руках, то еще чего учудит. Тетка с юмором и красивая (тут отца можно понять – клевая блондинка, ей бы в кино сниматься, а не французский преподавать), да и не стерва – по всему видно. В общем, лично против блондинки Славяна ничего не имела, но ведь дело не в этом. А в том, что она в принципе не хочет, чтобы у отца завелась подружка, пусть даже обладающая немыслимыми достоинствами, – нет, нет и нет. А шиш вам, блондинки и брюнетки с шатенками (рыжих тоже прошу не беспокоиться) – отец принадлежит только ей. И никому больше.

…Хмурая, Славяна поплелась на кухню – к Люсе. Люся мыла посуду, но, увидев Славяну, тут же отложила все дела: ты чего такая грустная, Слава?

Славяна махнула рукой: уж больно всем остальным весело, поневоле загрустишь! Да и Новый год под угрозой срыва!

Крупная, сдобная Люся «Пароход» сочувственно вздохнула: бывает…

– Люсь, а ты Новый год с кем будешь встречать? – уточнила Славяна и, услышав ответ, который предполагала, предложила: – А давай вдвоем? Ты и я?

Люся – сестра по сиротству – кивнула:

– Давай!

Сели пить чай с Люсиными пирожками. Из вежливости Славяна спросила, как там поживает Люсина дочь. Домработница пригорюнилась и завздыхала – начала рассказывать про мытарства дочери, про суровость Москвы, где в принципе сложно добиться успеха, даже если ты такая раскрасавица и умница, как ее дочь Люба.