Таким образом Учихе снова пришлось лечь на неё, но на этот раз он был внимательнее. Мысль о том, что он может попросту задавить её, почему-то начала дико пищать в голове, как сломанная кнопка, и не давала ему полностью расслабиться на хрупком, покрытом одеялом теле девушки. Так они могли бы начинать каждый день своё утро: звонко смеяться, словно малые дети, закатывать друг друга в одеяло, смотреть, практически не отрываясь, друг другу в глаза, встречая там целый мир и вселенную. Только вот оба не могли понять: что именно мешало это делать?
— Развратница, — крепко обняв её, Учиха наклонился, проговорив ей это в чувствительную шею, а затем слегка прикусив, оттянув нежную кожу. — Совратила меня сначала, а теперь бесишься.
Сакура еле заметно задрожала. Для неё не имело значения то, что он сказал. Во всяком случае, именно сейчас она об этом не задумывалась ни в коей мере. Куда больше ей понравилось то, что он снова проявлял к ней нежность и ласку, и Сакура не готова была променять это на что-то другое — уж слишком приятными были его прикосновения к коже тёплыми губами. Однако потом до неё дошёл смысл слов, которые он сказал: она хотела было возмутиться, нахмурившись, но тут же приподняла бровь, внимательно изучая лицо мужчины. Ладони сами собой стали поглаживать его щёки, постепенно переходя к корням густых чёрных волос и ушам, слегка потирая участок кожи за ними кончиками пальцев.
— Сначала — это когда? — поинтересовалась Сакура, всё так же глядя на него.
— Ну… — задумался Учиха, пожав плечами и возведя глаза к потолку. — Приблизительно лет десять назад.
Осторожно и с нежностью поцеловав девушку в переносицу, он поднялся с кровати. На самом деле Саске не понимал, хотелось ему поскорее уйти или, наоборот, как можно дольше остаться здесь. Ни то, ни другое не являлось хорошим вариантом дальнейшего развития событий. Если он уйдёт, будет беспрестанно думать о ней, прокручивая события прошедшей ночи, а если останется здесь — всё, исключительно каждая вещь будет напоминать о её присутствии. Даже стены словно будут шептать ему на уши, что она, хозяйка квартиры, находится рядом, смотрит ему в спину, когда он не видит, может быть, проклинает его за то, что у них такая неразбериха.
Девушка потянулась, всё ещё прикрытая одеялом, и раскинула руки в стороны, блаженно выдохнув. Всё-таки от того, что он проводил с ней время, становилось легче. Порой она чувствовала себя больной, когда его не было рядом, — настроение обваливалось, как руины старого замка, а тоска полностью завладевала ею. Но когда он был с ней, всё это отходило куда-то далеко, будто он старался это отогнать. Посмотрев в его спину, заметив там весьма глубокие царапины, девушка еле заметно покраснела. Кажется, Саске об этом и не думал: мужчина подошёл к окну, побольше приоткрыв форточку, и сунул руки в карманы. Сакура не видела, что он еле заметно прищурился от бьющего в глаза солнца, при этом улыбаясь. Если бы видела — непременно бы засмотрелась на его неглубокие, но заметные морщинки в уголках глаз.
— Ах, я виновата? Я тебя не совращала — это ты меня, — усмехнулась Сакура, пригрозив ему пальцем в спину, будто нашкодившему мальчишке.
— Опять я во всём виноват, — справедливо заметил Учиха, разведя руки в стороны и хлопнув себя ими по бёдрам.
Сакура тут же захохотала, не сдержавшись. Смотреть на его торс в полумраке, который склонялся к ночи, — одно дело, ведь именно в такие моменты мужчина не заметит на её щеках румянца, но когда он был с ней при свете дня… Вздохнув, она смутилась, слегка отвернув голову в сторону, явно не желая смотреть на него.
Однако сделала она это зря — мужчина, воспользовавшись ситуацией, уверенно направился к ней, вскоре забравшись на кровать, так что она прогнулась под его весом, и оседлав бёдра Сакуры вновь. Улыбнувшись уголком губ, он принялся щекотать талию девушки сквозь одеяло. Хоть Сакура и старалась сдерживаться, выходило у неё это довольно плохо: буквально спустя несколько секунд она звонко, игриво расхохоталась, запрокинув голову назад. Тело девушки старалось спихнуть его, оно извивалось, так что Саске было довольно сложно удерживаться на ней.
— Да! — звонко проговорила Сакура в ответ на его слова, так что Саске засмеялся уже над ней.
Почему-то именно с утра от него исходили приятные волны нежности, которые Сакура так любила, и ей нравилось громко хохотать с ним вместе — так получалось только с Учихой, ни с кем другим она так искренне не смеялась. И было в нём что-то такое, от чего она готова была признать его родным для себя человеком. Нет, дело вовсе не в том, что он провёл с ней очередную ночь, вовсе нет. Пусть это останется так, как есть. Сакура считала его и другом, и братом, и любовником одновременно. Только вот выбрать что-то одно из этого было слишком сложно: Учиха нравился ей с разных сторон по-особенному.