Просто друзья

Между нами около трехсот метров. Они ни о чем, когда скорость максимальная. И я вижу как на следующем повороте синий Ягуар заносит, а потом разворачивает в обратном направлении, жестко цепляя оранжевый МакЛарен до противного скрежета металла. Звук – черта, что мерзкая и противная. Марат не справляется с управлением и вылетает с трассы. Дерево. Удар. Взрыв.

Огонь отражается в моих глазах. Запечатывает картинку в голове. Навсегда. Я боюсь дышать, сделать вдох невозможно. Потому что меня сковали железными тисками. Сильнее и сильнее давят, пытаясь сломать, раздавить. Эта боль не физическая. Тела я не чувствую.

Останавливаю машину. Действия обыденные, я привык к ним и не задумываюсь. Все на автомате.

Одна машина остановилась, что плелась сзади. Другая. Их не вижу, не замечаю. Просто слышу.

Столб пламени, что поднимается вверх. Он яркий, как тот МакЛарен, будь он проклят. Глаза режет не то от яркости, не то от дыма. Он проникает внутрь. Я чувствую топливо. Оно горчит невероятно, как сама смерть. Горит краска, тот же мерзкий запах и вкус на языке, смешанный с потом и кровью.

В этой машине Марат. До меня поздно доходит. Я не верил, не мог поверить, что картинка передо мной реальна.

Срываюсь с места. Его еще можно спасти, я знаю. Пламя ведь возможно потушить, уверен. В горле спазм, та горечь, что оседала на языке пробирается внутрь, заполняет меня собой, завладевает моим телом. Я чувствую ее везде. В носу горечь, на руках эта горечь, в сердце она же.

– АААА, – я слышу себя со стороны.

Меня держат чьи-то руки, мешают, а я пытаюсь вырваться. Они как путы окутали. Дикие лианы в джунглях. Просто стоит стряхнуть, отрезать от себя. Но что-то не так. Понимаю это, потому что они все еще на мне. Держат цепко. Я в их власти. Ору, что есть сил, может, это их отпугнет. Дикий зверь, что пытается вырваться. Но браконьеры – звери похуже. Они крепкие, что я просто оседаю на колени. Пораженный, сломленный. Убитый.

В глазах тот огонь, что теперь будет мне другом. Или врагом. Он поднимается все выше и выше. Слышен треск, выхлопы – музыка, что будет звучать вечность.

– Глеб, ты знаешь, что тогда спас меня? – мы закончили смотреть очередную серию Форсажа. Идут титры, но почему-то переключать на другой фильм лень. Так сидели и смотрели. Марат изредка хрустел чипсами. Меня же от них уже воротило.

– Когда? – лениво отвечаю я.

– Ну, когда открыл дверь в машине, на светофоре. Ну, когда мы познакомились, – теряет он терпение, думает, что я забыл. Хотя такое забыть нельзя. Эпичное знакомство.

– Да помню я, – не выдерживаю я.

– Те парни, от которых я тогда убегал, прижали Лильку. Я проходил мимо. Смотрю, девчонка красивая, милая. Зачем с такими обдолбанными встречается. Остановился, прислушался. Ну и… Она смогла убежать, пока я дрался с ними. Представляешь, один против двух. Никогда не дрался, страшно было пипец. Но я смог, – смотрит он на меня строго, словно я ему не верю. – Лильку спас, ну и сам убежал. А потом вижу твою машину. Еще тогда подумал, ничего себе какая. Не был уверен, что откроешь.

– Хм… я тоже не думал.

– Спасибо!

– За что?

– Ты не оставил меня.

Меня все еще держат чьи-то руки. Теперь я понимаю, что это они, а не лианы. Но вырываться не спешу. Потому что бежать некуда. И спасать больше некого. Изначально было некого.

Опускаюсь на асфальт. Он влажный после небольшого дождя. Не мокрый, а просто влажный. От него исходит прохлада. Оседаю вниз и сморю на то пламя, что не только передо мной, а внутри меня. Та горечь вспыхнула, как моя малышка, и пеплом посыпает все живое, что еще теплится внутри меня. С каждым мгновением я превращаюсь в пепел, без чувств и желаний. Подобие человека. Статуя. Оболочка.

– Глеб? – голос Милы далекий. Он кажется мне чужим.

Не отвечаю. Бессмысленно.

– Глеб? – повысив голос, зовет меня.

Молчу. Слова лишние.

Тяжелая рука ложится на плечо. Отец, я понимаю это даже не взглянув на человека. Он не произносит ни слова. Я благодарен ему за это.

Говорить я больше не могу. Потому что могу не выдержать. Чувствую противный ком в горле. Еще могу сдерживать его силами, что на дне. Их осталось самую малость.

Вокруг тишина. Только слышен треск. Так ломаются ветки деревьев. А сейчас вот сломалась ЕГО жизнь. Как ветка, каких тысячи, а может десятки тысяч. Они ломаются каждый день, каждый час. После сильного ветра, урагана, от старости, от человеческих деяний. Отчего сломалась ветка Марата?

Ответ есть у меня внутри. Но не хочу его произносить. Это больно. Невыносимо горько.

Мила оседает со мной рядом, пытается обнять. Вижу ее глаза, полные слез. Они падают крупными каплями. Стоит ее обнять, успокоить, может, сказать что-то ободряющее. Но не выходит. Потому что именно сейчас мне все равно. Даже не так. Мне снова сделалось ровно. Как в день нашей свадьбы. Когда гнев и злость прошли, на их место вернулось привычное безразличие к происходящему, к окружению.

Звуки сирен разрезают пространство. Глушат уже привычный треск ветвей.